Селина. Камышовая кошка

– Она говорила: «Давай, давай!» – шёпотом говорила нянька.

– Ужас! – мать в недоумении посмотрела на меня спящую.

Утром, как всегда, пришла кормилица и принесла еду – мясо с хлебом.

– Кто мне всё сошьёт? Кто красиво может на меня сшить? – спросила я, показывая на сундук.

– Вы есть, – и достала со дна сундука коробочку с нитками и иголку, которой раньше паруса шили в кино.

А ножницы меня добили. У нас и овец такими не стригут. Я достала сапоги и ботинки, они были очень велики. Кормилица оторвала два куска ткани и намотала на манер портянок. Что сама–то не додумалась? Они ещё болтались немного, но ходить можно. Всю неделю я кроила под руководством кормилицы. Следующие две недели шила. Последний раз я вручную шила в школе на уроках труда. Когда я спала, нянька ходила к матери показывать мои «самошитки». Первым делом я нашила панталон, здесь трусы ещё не носят. Нашила рубашек с рукавами и без. Шуба была безумно велика, и мне пришлось обрезать рукава и подол. Сделала шикарную безрукавку, из рукавов – меховые носки в ботинки, и из подола – шапку с ушками. Из бархата сшила наволочку, а сверху белую. Надоело носом солому ровнять. Мать только головой качала. Сшила два платья из бархата и две юбки вниз. Было относительно прилично. Теперь выйти было не стыдно. Обшила лисью безрукавку парчой, оставив капюшон. Из синего бархата сшила пару брючек. Я хоть и девочка, а от образа Викинга отрываться было нельзя. Мать на это ничего не говорила. Видимо, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не ревело. Нашив себе обновок, напялила их и села пореветь. Реветь тоже расхотелось.

– Домечталась, дура старая, теперь носи – не хочу, – шипела я себе под нос и пыталась пореветь.

Зашла мать и, увидев меня опять зарёванную, сказала:

– Завтра можешь выйти на улицу. Где ты слышала о яйцах, курах, сахаре, соли, масле? Кто тебе об этом говорит? Кормилица? Ты этого не должна знать. Это не говорится в нашем поселении, этого просто нет. Многое ты даже не пробовала, – подняла она мою голову за подбородок, заглядывая мне в глаза.

– Это точно, не кормилица. А кто сказал, не помню. Я сейчас многое не помню. Брат сказал, меня специально могли камнем по голове стукнуть, – увела я разговор в сторону от опасной темы.

– Такого не может быть, ты дочь Конунга, хозяина большого Рода Рыси. Отец просто убьёт каждого поднявшего на тебя руку или на галеры викингам продаст. А это хуже всего. Лучше сразу умереть. У тебя точно ничего не болит? Нянька говорит, ты часто плачешь. Что–то ещё хочешь? – спросила меня мать.

– Рыбки хочу всякой, а лучше солёной, – высказала я свою просьбу почти шёпотом.

– Ты никогда рыбу не ела. Рыбачила, рыбу носила, но никогда не ела, – недоумевала мать.

– Взрослею, наверно. Вкусы меняются, – пожала я плечами.

– Намучились мы с тобой. Думали, навсегда останешься Селиной–Викингом, – сказала мать, уходя.