Но Крис Руби не привык менять принятых решений.
В конце концов, времени в запасе было сколько угодно, дороги от космовокзала до планетарного центра, если по прямой, всего ничего, километров двенадцать, не больше, из вещей при себе имелся только потертый кейс… а креды, здраво рассудил юрист, есть креды, их всегда можно употребить на что-нибудь более практичное и этически оправданное, нежели эксплуатация ножного труда местного пролетариата…
Хотя, разумеется, нужно будет внести в отчет о командировке строку, касающуюся оплаты транспортных услуг.
— Поди прочь, любезный, — поморщился Крис и, уже не глядя на вздыбившегося от возмущения аборигена, бодро пошагал по бетону к покосившейся халупке космовокзала.
Без особых задержек он оформил въездные документы у сумрачного, полунебритого погранца, минут десять, не более того, вяло попререкался с перегарно сопящим таможенником, никак не желавшим покидать недра кейса, и, пихнув ногой бывшие стеклянные, а ныне заколоченные фанерой двери, вышел на просторы планеты седьмого стандартного разряда Валькирии…
И остановился.
От ног его уходила вдаль дорога, вымощенная в некоторых местах желтым кирпичом, в дали, плотно прилегая к горизонту, стелились мохнатые дымы чего-то индустриального, а рядом с полосатым столбиком, совсем недалеко от выхода из здания, сидела, ожесточенно вычесываясь левой задней лапой, большая и кудлатая собака, в лучшие годы наверняка белая и пушистая, но в данный момент извозюканная в придорожной грязище до полнейшей жовто-блакитности.
Карие очи псины были в меру грустны, вне всякой меры умны и безмерно выразительны. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и животное, плюнув на условности, заговорит.
Впрочем, судя по дальнейшему, как раз условности ее интересовали меньше всего.
— Здравствуйте, гомо, — сказала собака, оторвавшись от ловли блох. — С прибытием. Вы, я вижу, не местный?
Если она полагала, что прибывший будет поражен, то не на того напала. Стажируясь на посту ассистента судебного исполнителя в трущобах Семьсот Восьмого, Крис Руби успел навидаться и не такого. В конце концов, если собака разговаривает, значит, это кому-нибудь нужно, не так ли?
— Благодарю вас, — ответил юрист, учтиво приподняв шляпу. — Нет, не местный. Чем могу помочь?
— Хм… — животное на миг смешалось, но тотчас умело скрыло разочарование. — Позвольте поинтересоваться, вы, как я полагаю, сапиенс?
— Смею надеяться, — мягко, но непреклонно ответствовал Крис. — А в чем дело?
Псина оценивающе осмотрела его левым глазом, неплотно прищурив правый. Некоторое время она, похоже, размышляла, стоит ли вообще продолжать беседу.
— Собственно говоря, ни в чем, — сказала она наконец, зловеще понизив голос. — Просто вот вам мой добрый совет, сапиенс: постарайтесь в полночь не выходить на просторы торфяных болот…
Опыт, набранный не где-нибудь, а в притонах южного Кокорико, шепнул Крису, что эта информация, при всей неконкретности, может оказаться полезной.
— Но почему, смею спросить? — осведомился Руби, с видом полного понимания переходя на заговорщицкий, в унисон собеседнику, шепоток.
Собака зевнула.
— Да так, знаете ли… Постреливают… — сообщила она совершенно буднично и, утратив, по всей видимости, всякий интерес к дальнейшему разговору, потрусила за угол.
Тяжелая рука опустилась на плечо Крису.
— М-да. Вот так вот оно и бывает…
Давешний погранец, пузатый мужчина неопределенных лет, одетый в отутюженный китель, но почему-то в полосатых пижамных штанах, дружески подмигнул Рубимладшему, окатив его волной неповторимых ароматов.
— Так вот, говорю, оно и бывает, чужеземец. Крис кивнул.
— А что, у вас все собаки такие?
— Ась? — погранец неторопливо добыл из внутреннего кармана пачку папиросной бумаги, кисет, свернул самокрутку, прикурил от золотой, изукрашенной каменьями зажигалки, глубоко затянулся и сплюнул. — Да нет, не то чтобы все. И эта тоже, пес как пес вообще-то… — он затянулся еще раз, закатил глаза и долго не выдыхал. — Только, вишь, паря, какое дело… У нас, понимаешь, выборы в марте, так что об эту пору каждая собака…
Завершить сентенцию пузатому не удалось. Алая точка лазерного прицела возникла как раз посередине самокрутки, проползла дальше, замерла аккурат меж бровей, и погранец враз онемел, выпучив глаза.
— Ну ты, бля, д-демократ хренов! — не очень громко мертвяще-отчетливо донеслось с возвышающейся над космовокзалом метеобашенки. — Разболтался! Сильно умный, да? А работать за тебя кто будет, Пушкин, что ли? Дуй в сортир и быстренько взад!
Алая точка перепрыгнула на грудь Крису.
— А ты чего встал, чуня неумытая? — на той же ноте поинтересовались с высоты. — А ну, валяй, куда тебе надо, и чтоб глаза мои тебя не видели до отлета! Понял? Шаг влево, шаг вправо, стреляю без предупреждения…
Емко и образно иллюстрируя сказанное, пуля, выпущенная опытным специалистом, сбила с Криса Руби шляпу. Где-то вдали тоскливо и понимающе взвыла собака.
— Считаю до трех! Раз… Два… Тр…