Сельва не любит чужих

Очень возможно, что этот псих и бабахнул повторно, но юристу так и не довелось об этом узнать. К исходу счета «три» Крис Руби-младший пребывал уже если и в зоне досягаемости выстрела, то, во всяком случае, там, где ни о какой прицельности говорить не приходилось…

Ну что ж, нет худа без добра.

Вместо тоски и омерзения, неизбежных при пешем броске на длинную дистанцию, поверенный в делах, неизъяснимо для себя самого очутившись в самом центре Котлова-Зайцева, ощущал лишь легкую, быстро проходящую ломоту в суставах ступней да еще бодренькую, как после обязательной утренней пробежки трусцой, усталость…

Итак, услуги туземного рикши ему не понадобились. Что и требовалось доказать. Кред был сэкономлен не из презренной прижимистости, а вполне оправданно, и это не могло не порадовать, тем более что шляпа, против всяких ожиданий, была плотно натянута на голову и, как показал осмотр, если бы не два пулевых отверстия в тулье, могла бы выглядеть по-допосадочному прилично…

Дорога из частично желтого кирпича давно уже оборвалась. Теперь он стоял посреди широкой, почти чистой площади, у подножия монумента, изображающего угрюмого мужика, легко удерживающего на крутом плече ящик с шампанским, а несколько сбоку, нависая и подавляя, высился чудовищных размеров рекламный шит в форме семиконечной звезды, украшенной призывным лозунгом: «ВСЕ НА ВЫБОРЫ 29 МАРТА!»

— Однако! — констатировал юрист, переводя дух.

Как следовало из агитационно-расклеечных материалов, выбор здешним уроженцам Федерации предстоял небогатый.

На левом фланге щита красовалась необъятных размеров рожа, украшенная окладистой бородой и выпечатанным на просторах лба сообщением: «Другие обещают, Пушкин делает!»

Правый фланг оккупировала пестрая россыпь портретов кого-то, не поддающегося немедленному определению, но, безусловно, чуткого и заботливого, в перемежении с плакатами, информирующими насчет того, что «Наш город достоин лучшей жизни!».

Что же касается центра щита, то там, среди остатков безжалостно соскобленных чем-то острым листовок, сиротливая, одинокая и глубоко несчастная, маялась кустарно исполненная стереокарточка грустноглазого спаниеля, и чья-то явно не привыкшая к письму, но решительная рука мелом вывела поверх полувыцветшего портретика кривоватую надпись: «Люди! Если не я, то почему?»

— Однако! — вторично откомментировал юрист. Следует признать, что центральный фигурант, хотя и внушал определенные сомнения, выглядел тем не менее значительно выигрышнее своих конкурентов. Конечно, стоило бы еще полистать предвыборные программы, сходить на встречи, но, имей Крис Руби сомнительное удовольствие участвовать в избрании органов местного самоуправления, он, определяя свой выбор, ни секунды не колебался бы, а проголосовал бы сердцем…

— Он вернулся! — взволнованно сказали за спиной и гулко закашлялись. — Да! Он вернулся, как обещал! — говоривший взрыднул. — Они… они не верили, но я им говорил, что он обязательно вернется!..

Крис посторонился, подпуская подошедшего поближе к щиту, и тот, сделав мелкий шажок, застыл рядом с Руби-младшим, едва не касаясь его плечом.

— Они бы убили его, если бы он не уехал!

Обратив к Крису морщинистый и вдохновенный лик, похожий на иконописный образ кого-то блаженненького, местный житель ухватил юриста за пуговицу, не позволяя отстраниться.

— Вы ведь согласны, дружище? Ведь они его обязательно убили бы?..

Крис напрягся и попытался стать предельно убедительным.

Ему доводилось уже сталкиваться с подобными экземплярами в далекой, глупо угробленной на попытки влиться в профессиональную политику юности, и он их побаивался.

— Вы знаете, я только-только с космобота… И я, собственно, не очень в курсе… А вы не подскажете, где управа планетарной Администрации?

Он подумал и добавил:

— И где можно остановиться? Увы, морщинистого занимало иное.

— Вы знаете, юноша, — он, все так же светло, по-детски улыбаясь, наклонился к уху Криса, — я ведь уже был у него… Да-да, в Фонде памяти Искандера Баркаша…

Теперь мокрые губы слюнявили уже самые глубины ушной раковины, но оторваться не было никакой возможности.

— Скажу вам откровенно, я знал, я лично знал Искандера Бутросовича!.. — глаза его сияли, словно две лампочки. — Это был удивительный, чистейшей души человек, прекрасный стоматолог… — горький, неимоверно страдальческий вздох. — А они его убили… — Морщинистый сглотнул и торжествующе взвизгнул: — Но пусть! Жертвы не напрасны! — Резкий жест в сторону рекламного щита. — Теперь он вернулся, и у всех нас вновь появился шанс!..

Отпустив пуговицу Криса, он замер на миг и завершил довольно разумно:

— А управа, так вон она, молодой человек, через улицу, около «Денди». Там, между прочим, и остановиться можно, если креды есть. А нет, так в «Дабл-Федю»…