Сельва не любит чужих

— Мне-то, так сказать, до задницы, — проворчал он, пытаясь закамуфлировать замешательство грубоватой фамильярностью. — Но… э-э… ряд моих работников, — неопределенный жест, едва ли не в сторону забавной животинки, похожей на пегого поросенка, — настоятельно интересуется… Короче, господин Руби, не попадался ли вам на Земле Teddy-bear?

М-да. Сперва говорящая собака, затем лишенный Сулико витязь, потом идеалист на площади… Для одного дня этого, не будем скрывать, хватало за глаза. Так что вопросец Его Превосходительства оказался явным перебором.

Крис оторопел. И хотел уже воскликнуть: «Однако!» — но в самый последний момент сдержался и всего лишь вздернул брови, совершенно по-мальчишески приоттопы-рив губу.

— Teddy-bear? — переспросил он. — Не уверен, что правильно понял вас, господин губернатор… В общем, конечно, попадался. У меня у самого в детстве был плюшевый мишка…

Продолжать ему не пришлось. Розово-голубая животина, присев, словно от крепкого шлепка, задрала пятачок и, глядя на Криса с восторженным недоверием, спросила:

— Крристоферр Рробин?

А затем взвизгнула, взвопила и кинулась в пляс, подпрыгивая и кружась вокруг ног посетителя так быстро, что, одна-одинешенька, превратилась в целый хоровод.

— Крристоферр Рроби-ин! Крристоферр Рроби-и-ин!

И опять-таки: м-да! Никто не позволил бы себе назвать Криса психом. Напротив, в лихом Семьсот восьмом квартале славного Кокорико-сити, что на Конхобаре, любой, не задумываясь, подтвердил бы, что молодой постоялец гере Карлсона в высшей степени сдержан и не по возрасту рассудочен…

Но в данный момент старший и единственный компаньон фирмы «Руби, Руби энд Руби» внезапно с пугающей ясностью услышал протяжный визг шин по мокрому асфальту, а спустя две-три секунды осознал, что это визжат, уносясь в тихую и темную даль, его, Криса, поехавшие мозги.

С ним, кажется, что-то произошло. Или нет? Но, во всяком случае, с этого мига Крис Руби-младший обращался уже исключительно к пегой свинке, напрочь позабыв о присутствии в кабинете третьего персонажа.

— Да, Кристофер, господин глава Администрации, — сказал он, наклонившись, и свинка удивленно ойкнула. — Весьма польщен, Ваше Превосходительство, что вы запомнили мое имя. Только, с вашего позволения, — щеки его залились краской, а свинка примолкла и бочком-бочком отодвинулась подальше, — не Робин, а Руби, и если быть совершенно точным, то, строго говоря, Рубинштейн…

Затем поверенному в делах сделалось совсем хорошо и спокойно, а подполковник Харитонидис в течение следующей четверти часа, как умел, пытался привести посетителя в сознание. Он хлестал бесчувственного юриста по щекам, поливал ему голову водой из графина, щекотал, и в ледяных бусинках глаз впервые за долгие годы явственно читалось раздумье насчет того, а не пора ли, в конце концов, открутить Грине хвостик…

Почуяв грозу в воздухе, Григорий мгновенно испарился, как умел делать только он. И Крис Руби-младший, вернувшись наконец в реальность, обнаружил себя в обществе затянутого в мундир белобрысого гиганта. Поверенный в делах поводил глазами по сторонам, ничего подозрительного не углядел и обоснованно решил, что все эти пегие говорящие свиньи были всего лишь плодом взъерошенного буднями Валькирии воображения, и ничем больше. В конце концов, ну, свинья, ну — начитанная; и что здесь такого? На Периэке, между прочим, Крису доводилось видеть летающих бегемотов…

И глава планетарной Администрации, как выяснилось, вовсе не медведь, бурбон и монстр, а как раз наоборот, человек чуткий, хотя и несколько своеобразный.

С его любезной помощью Руби-младший поднялся на ноги. Огладил помятый пиджак. Несколько минут постоял перед зеркалом, приводя в порядок пробор. Затем обменялся прощальным рукопожатием с Его Превосходительством хозяином кабинета, еще раз уточнив, к которому часу следует наведаться завтра.

И откланялся, заранее зная, что нынешним вечером «Двух Федоров» никак не миновать.

Нет, безусловно, алкоголь — яд, и от него все беды.

Но сегодня Крису Руби-младшему, начинающему юристу, человеку трезвой жизни и строгих принципов, было настоятельно необходимо напиться. И не просто, а — вдрызг. Так, чтобы в приветливый «Денди» его доставили за полночь доброхоты из местных друзей, каковых он нынче обязательно заведет, а в койку укладывала, добродушно пеняя, вышколенная гостиничная прислуга…

Вечер, еще не смоляной, но уже смолистый, встретил Криса мокрым теплом ветерка. Площадь, днем серая и унылая, сейчас вдруг оказалась романтичной, чарующе-загадочной. Даже рекламный щит не слишком бросался в глаза, растворяясь в сумерках, и хмурый верзила на постаменте, похоже, поубавил суровости, став добрее, чем в безжалостном сиянии дня.

Тихо было вокруг и пусто. Ни людей. Ни собак. Ни пышноусых джигитов.

Лишь толпешка сосредоточенных обывателей, общим числом десятка с три, выстроившись в нестройную колонну по два, торжественно дефилировала вокруг изваяния, вразнобой наигрывая на свирельках и время от времени подстукивая в большой, похожий на ободранного слоника барабан.