Семь мужей Эвелин Хьюго

Если уж мне суждено показать грудь, то почему бы не во французском фильме? И если уж французам приспичило обратиться за этим к кому-то, то почему бы и не ко мне? Я знала, что принесло мне славу в первый раз. Знала, что может случиться во второй.

– Почему бы нам не обсудить это завтра? – предложила я.

– Давайте тогда завтра утром. Потому что, Эвелин, та, другая, актриса, которая у меня есть, она согласна показать грудь.

– Уже поздно. Позвоню вам утром. – И я положила трубку.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Конечно, предложение не соответствовало моим запросам и представлению о себе, но, с другой стороны, мне ужасно повезло. Кино – жестокий бизнес. Примирить то, к чему привык, с тем, как все складывается теперь, бывает нелегко. К счастью, мне не пришлось делать это долго.

* * *

Двумя неделями позже я приехала на съемочную площадку. На этот раз свободная от всей той строгости, закрытости и необходимости изображать невинную девушку, как подавал меня «Сансет». На этот раз я могла делать все, что хочу.

С самого начала съемок Макс ясно дал понять, что не желает ничего другого, как только обладать мною единолично. По тем взглядам, которые он бросал на меня, я понимала, что привлекла Макса-режиссера отчасти и потому, что привлекла его как мужчину.

Зайдя в мою гримерную за два дня до окончания съемок, Макс сказал:

– Ma belle, aujourd’hui tu seras seins nus[19].

К тому времени я уже достаточно нахваталась французского, чтобы понять: он хочет снять сцену, в которой я выхожу из озера. Когда американка с большими сиськами снимается во французском фильме, она быстро узнает, что, если французы говорят seins nus

, это означает, что ты нужна им топлес.

Я была совсем не против обнажиться и показать свои достоинства, если это требовалось, чтобы вернуть свое имя на экран. Но к тому моменту я влюбилась в одну женщину. Влюбилась безумно. Желание проникло во все клеточки моего тела, и я уже знала, какое наслаждение таится в обнаженном женском теле.

Так что я ответила Максу, что снимусь, как ему будет угодно, но у меня есть предложение, которое, возможно, добавит картине сенсационности.

Я знала, что идея хороша, потому что сама испытала желание сорвать с женщины рубашку.

Услышав, о чем идет речь, Макс сразу все понял и оценил, потому что и сам мучился тем же желанием – сорвать рубашку с меня

.

В редакторской версии он замедлил мой выход из озера до скорости улитки и остановил камеру за долю секунды до того, как зритель мог увидеть мои соски. Сцена просто обрывалась в черное, словно обрывалась пленка, словно вам досталась некачественная пленка.

Такое напряжение. Такое предвкушение. И ничего, все впустую, сколько бы раз вы ни просматривали сцену, сколько бы раз ни ставили пленку на паузу.

Вот почему это сработало: мужчина и женщина, гей, натурал, бисексуал – кого ни возьми – мы все хотим, чтобы нас подразнили.

Через шесть месяцев после окончания съемок «Boute-en-Train» я стала международной сенсацией.