Семь мужей Эвелин Хьюго

– И что же мы будем делать? Нельзя же просто сидеть здесь сложа руки. Мы что, будем просто наблюдать, как люди там борются за нас?

– Мы можем дать им то, что есть у нас, но чего нет у них, – сказал Гарри.

– Деньги, – догадалась я.

Джон кивнул.

– Я позвоню Питеру. Он скажет, как нам поддержать их финансово. Он знает, кому нужно переводить средства.

– Нам уже давно следовало бы их поддерживать, – продолжил Гарри, – поэтому давайте уже начнем хотя бы сейчас. Неважно, что там произойдет сегодня вечером. Неважно, чем закончится протест. Давайте просто определимся, что наше участие в этой борьбе – это деньги.

– Я за, – сказала я.

– Да, конечно, – кивнул Джон.

– Ладно, – согласилась Селия. – Если вы уверены, что это действительно все, что мы можем сделать.

– Я в этом уверен, – подытожил Гарри.

С того дня мы начали тайно переводить участникам движения деньги, и я делаю это до сих пор.

Думаю, участвуя в большом деле, люди могут приносить пользу по-разному. Я всегда считала, что моя главная задача в той борьбе состояла в том, чтобы заработать как можно больше денег и потом переводить их нуждающимся группам. Конечно, это отчасти эгоистично. Но зато я могла принести движению куда больше денег, чем любой другой его участник. И я горжусь этим.

Но это не значит, что я не конфликтовала сама с собой. И зачастую эта двойственность определялась моими личными, а не политическими мотивами.

Я понимала, что мне необходимо скрываться, но уже не была до конца уверена, что это нужно делать дальше. То, что мы принимаем как правильное, не всегда справедливо.

Селия получила свой второй «Оскар» в 1970-м за роль в фильме «Наши мужчины», где она сыграла женщину, переодевшуюся в мужчину, чтобы стать солдатом Первой мировой войны.

Я не смогла быть с ней в ту ночь, потому что я находилась на съемках «Джейд Даймонд» в Майами. Я играла роль проститутки, живущей в одной квартире с алкашом. Но мы обе знали, что, даже если бы у меня не было работы, я бы не смогла просто так пройти с ней под руку по красной ковровой дорожке. Тем вечером Селия позвонила мне, когда вернулась с вечеринки после церемонии.

Я буквально закричала от счастья:

– Ты сделала это! Ты сделала это дважды!

– Ты можешь в это поверить? У меня теперь две статуэтки!

– И ты их заслуживаешь. На мой взгляд, мир должен вручать тебе «Оскара» каждый день просто за то, что ты существуешь.

– Жаль, что тебя нет рядом, – сказала она обиженно.

Я поняла, что она пьяна. На ее месте я бы тоже была пьяна. Но меня раздражало, что она так любит все усложнять. Разве она не понимала, что я тоже хотела быть рядом? Разве не понимала, что я просто не могла? И что это убивало меня так же, как и ее? Почему все всегда должно было быть именно так, как хочет она?

– Мне тоже жаль, – сказала я, – но так лучше для нас обеих. И ты это знаешь.

– Ах да. Так никто не узнает, что ты лесбиянка.

Я терпеть не могла, когда меня называли лесбиянкой. И не подумайте, дело не в том, что я считала, что это неправильно, когда женщина любит женщину. Я уже давно приняла это для себя. Но Селия все видела в черно-белом цвете. Она любила исключительно женщин. А я любила ее. Но иногда она отвергала другую часть меня.

Она игнорировала тот факт, что когда-то я действительно любила Дона Адлера. Игнорировала то, что я занималась любовью с мужчинами и что иногда мне это даже нравилось. По ее мнению, я была лесбиянкой, когда она любила меня, но стоило нам только поссориться, я сразу становилась гетеросексуалкой.

В то время люди только начали говорить о бисексуальности, но, мне кажется, я тогда даже не понимала, что это слово может как-то относиться ко мне. Мне не хотелось вешать на себя ярлык. Я любила мужчин. Я любила Селию. И меня все устраивало.

– Селия, прекрати. Не хочу продолжать этот разговор. Ведешь себя, как капризный ребенок.

Она холодно рассмеялась.

– Именно это я слышу уже который год. Ничего не меняется. Ты все так же боишься саму себя, и у тебя до сих пор нет «Оскара». Ты все еще та, кем и была всегда: пара красивых сисек.

В воздухе повисла тишина. Были слышны только помехи на телефонной линии.

И тут Селия расплакалась.

– Прости меня, – сказала она. – Мне не стоило этого говорить. Я правда так не считаю. Прости, мне очень, очень жаль. Я перебрала и очень по тебе скучаю. Прости за такие ужасные слова.

– Ничего. Все в порядке, – ответила я. – Мне нужно идти. У нас здесь уже поздно, ты знаешь. Еще раз поздравляю, милая.

Я повесила трубку, не дождавшись ее ответа.

В этом была вся Селия. Когда ей отказывали в том, чего она хотела, когда ее задевали, она обязательно отвечала тем же.

38

– И вы даже ни разу не припоминали ей этот разговор? – спрашиваю я у Эвелин.

В сумочке звенит телефон, судя по рингтону, это Дэвид. Я так и не ответила на его сообщение в выходные, потому что не знала, что сказать. А утром, когда я пришла сюда, у меня это просто вылетело из головы.

Я протягиваю руку к телефону и выключаю звонок.