Семь мужей Эвелин Хьюго

Еще до конца сообщения я успеваю написать ответ – «Буду очень рада тебя видеть! Встречу в аэропорту. Только скажи, куда именно ты прилетаешь» – и спускаюсь в метро.

Я легко могла бы убедить себя, что сообщение Дэвида следует прослушать, когда я доберусь до Бруклина. И я почти убедила. Но вместо этого останавливаюсь у лестницы и прослушиваю запись.

«Привет, – говорит он таким знакомым мне раскатистым голосом. – Я отправил тебе сообщение, но так и получил ответа. Я… Я в Нью-Йорке. Дома. То есть здесь, в квартире. В нашей квартире. Точнее… в твоей. В общем, так или иначе я здесь. Жду тебя. Знаю, что не предупредил, но разве нам не нужно кое-что обсудить? Разве нам нечего сказать друг другу? Начинаю заговариваться, так что пока. Надеюсь вскоре тебя увидеть».

Как только сообщение заканчивается, я сбегаю вниз по лестнице, прикладываю карточку и заскакиваю в уже почти отходящий поезд. Протискиваюсь чуть дальше от выхода в битком набитом вагоне и, пока поезд грохочет от станции к станции, пытаюсь успокоиться.

Какого черта он делает у меня дома?

Я выхожу из поезда и надеваю пальто, когда меня обдает свежим ветерком. В Бруклине в этот вечер гораздо прохладнее, чем на Манхэттене.

Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не перейти на бег. Стараюсь сохранять хладнокровие, оставаться собранной. Не нужно нестись домой сломя голову, говорю я себе. К тому же я не хочу показаться перед ним запыхавшейся, и уж точно не хочу растрепать прическу.

Войдя в подъезд, быстро поднимаюсь к своей квартире.

Поворачиваю ключ в замке.

Ну да, он тут как тут.

Дэвид.

В моей кухне, моет тарелки, словно живет здесь.

– Привет, – говорю я, уставившись на него.

Он все тот же. Голубые глаза, густые ресницы, коротко постриженные волосы. На нем темно-бордовая в крапинку футболка и темно-серые джинсы.

Когда мы только познакомились и полюбили друг друга, помню, я думала: тот факт, что он белый, станет лишь плюсом для наших отношений, потому что я знала, – он никогда не скажет мне, что я недостаточно черная. Интересно, что чувствовала Эвелин, когда впервые услышала, что ее горничная говорит на испанском.

Помню, я думала: если он не слишком начитан, то никогда не скажет мне, что я плохая писательница. Теперь же я думаю о том, как Селия сказала Эвелин, что та не очень уж хорошая актриса.

Помню, я думала, что поскольку привлекательнее его, то могу не беспокоиться – он никогда меня не бросит. Теперь же я думаю о том, как третировал Эвелин Дон, несмотря на то что она, возможно, самая красивая женщина в мире.

Эвелин приняла все эти вызовы.

Но, глядя теперь на Дэвида, я понимаю, что сама только и делала, что пряталась от них.

Возможно, всю свою жизнь.

– Привет, – здоровается он.

Я впопыхах выплевываю слова. У меня нет времени, ни сил или терпения на то, чтобы как следует обдумать их или как-то смягчить.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Дэвид ставит в шкафчик чашку, которую держит в руке, а затем снова поворачивается ко мне.

– Я вернулся, чтобы сгладить кое-какие углы, – поясняет он.

– И какие же углы тебе нужно сгладить?

Я кладу в угол сумку, сбрасываю туфли.

– Я здесь для того, чтобы кое-что исправить, – отвечает он. – Я совершил ошибку. Думаю, мы оба ее совершили.

И почему только до сих пор, до этого самого момента я не сознавала, что главный вопрос – моя уверенность? Что корень большинства моих проблем в непонимании собственной значимости, что мне нужно точно знать, кто я такая, чтобы послать всех, кому это не нравится, куда подальше? Почему я потратила столько времени, подстраиваясь и соглашаясь на меньшее, хотя мне прекрасно известно, что мир ожидает большего?

– Лично я никаких ошибок не совершала.

И это заявление удивляет меня не меньше, если даже не больше, чем его.

– Моник, мы оба действовали опрометчиво. Я расстроился из-за того, что ты не захотела переехать в Сан-Франциско. Расстроился, потому как чувствовал, что вроде бы заслужил право просить тебя о небольшой жертве – ради меня, ради моей карьеры.

Я начинаю формулировать ответ, но Дэвид продолжает говорить.

– А ты расстроилась из-за того, что я в первую очередь подумал о себе, хотя знал, как важно для тебя жить здесь. Но… есть же и другие способы это уладить. Мы прошли вместе не такой уж и малый путь. И, в конечном счете, я могу снова вернуться сюда, или же ты можешь когда-нибудь в будущем переехать в Сан-Франциско. Есть разные варианты. Это все, что я хотел сказать. Нам вовсе не нужно разводиться. Нам вовсе не нужно сдаваться.

Я сажусь на диван. Думаю. Теперь, когда он сказал это, я понимаю, что угнетало меня в последние несколько недель, что не давало покоя и из-за чего вынуждало чувствовать себя так ужасно.

Не то, что меня отвергли.

Не разбитое сердце.

Крах.

Но Дон, когда ушел, не оставил меня с разбитым сердцем. Я просто почувствовала, что мой брак не состоялся. Это очень разные вещи.

Эвелин сказала это не далее как на прошлой неделе, и теперь я поняла, почему мне так запомнились ее слова.