Семь незнакомых слов

Утром, оправляясь на кухню варить кофе, я подумал: новый жизненный этап начнётся, как только у меня на руках окажется билет домой. Мысль показалась настолько освежающей и отрывающей от текущей реальности, что, вернувшись в комнату, я почти не удивился, застав в ней человека. Он сидел на кровати напротив журнального столика и оглядывался по сторонам со скучающим любопытством — почти так же, как при нашем знакомстве рассматривал салон троллейбуса.

— О, привет, — сказал я. — Кофе будешь?

— Давай.

Я полез в шкаф за второй чашкой, и только там меня накрыло ошеломление: а что, собственно, он здесь делает?!

— Так вы уже вернулись? Когда? С чего вдруг? Надоело путешествовать? По дому соскучились? А где Растяпа? — наливая кофе, я забросал Севдалина вопросами.

Продолжая оглядывать комнату, словно удивляясь, что он здесь когда-то жил, хао-друг отделался коротким:

— Типа того.

Было в его взгляде что-то странное. Делая глоток, Сева тут же ставил чашку на столик и, чувствовалось, что вести беседу не входит в его намерение. Мне хотелось спросить, зачем же он тогда пришёл, но ответ был предсказуем: «А разве нельзя?»

— Ну, а ты как? — наконец, странный взгляд Севдалина остановился на мне.

— Нормально, — пожал я плечами и тут же понял, что такой ответ выглядит неуместно скромным. — Если честно, то у меня всё супер. Офигительно. Скучать не приходи…, — мой рассказ прервала внезапная боль в голени: в неё врезался острый носок Севиного ботинка. — Ты что сдурел?! — моя ладонь безотчётно полетела вперёд, чтобы влепить затрещину, и сам я привстал.

Сева пригнул голову, слегка отклонив её в сторону, и моя рука лишь слегка задела его волосы.

— Растяпа умерла, — произнёс он, не сводя с меня своего странного взгляда.

— Что?! — я опустился на кровать, несколько секунд просидел с открытым ртом и потребовал: — Повтори.

Севдалин отвёл глаза в сторону.

— Похороны в три, — твёрдо произнёс он. — Собирайся.

2.20. Семь незнакомых слов

Впервые я чувствовал себя в родном городе не вернувшимся, а приезжим. Стояла солнечная, непривычно тёплая для начала февраля погода — сухой асфальт, редкие кучки снега на газонах. Уже от перрона всех сходящих с поезда атаковали таксисты, наперебой предлагая ехать куда-нибудь вдаль — в аэропорт или в районные центры. Ещё в поезде я решил, что пойду домой пешком — принося дань памяти Растяпе и одновременно пытаясь смириться с мыслью, что её больше нет. Мыслью слишком нелепой, чтобы переварить её за несколько дней, даже увидев недолгую возлюбленную и навсегда друга в гробу — с бледно-жёлтым лицом и коротким «ёжиком» волос — похожую и непохожую на себя.

Жизнь Растяпы оборвалась без предупреждения и внешнего вмешательства: солнечным утром, пока Севдалин брился в ванной, она стояла на балконе номера и любовалась океаном. И вдруг её сердце остановилось. Я никогда не слыхал о подобных случаях, и ни один врач не назовёт причину — лишь констатирует, что иногда такое бывает.

«Кто же так умирает, Растяпушка?..»

В голове продолжала вертеться фраза, которую несколько раз повторила усталая, перепуганная, заплаканная женщина — мама Растяпы: «Она умерла счастливой». Я избегал встречаться с ней глазами. При знакомстве она на несколько секунд обхватила мою ладонь своими: «Женя говорила о вас». Иными словами, она прекрасно знала, что я и есть тот парень, который не смог удержать Растяпу рядом с собой. И теперь вполне законно могла считать меня главным виновником произошедшего: не отправься её дочь в счастливое путешествие, всё могло бы сложиться по-другому — пусть не так романтично и красиво, зато, вероятней всего, она осталась бы живой.

Я и сам считал себя главным виновником, но не из-за путешествия. Всё в мире взаимосвязано — вдруг ощутил я с полной ясностью. Одно таинственно влияет на другое, и причиной смерти Растяпы стали далёкие от неё события. А именно — наш Спектакль, точней, моя роль в нём. Растяпа умерла не из-за меня, а вместо меня — такова развязка сюжета об имени. Почему она? Потому что она же — Растяпа, такая, какая есть. Наиболее уязвимая представительница человечества из близких мне. Возможно, всё ещё испытывающая небольшие угрызения совести за то, что меня бросила.

Я знал, что ни за что не расскажу о Растяпе Клавдии — она сочтёт себя соучастницей преступления и будет страшно переживать. Если же Подруга не согласится со мной в том, что сам я сейчас переживал, как несомненный факт, и увидит лишь случайное совпадение, в каком-то смысле будет ещё хуже — мы уже не сможем быть такими же сообщниками, как прежде. (Позже версия моей личной ответственности за смерть хао-подруги так и не утвердилась для меня в качестве единственной. Иногда мне казалось, что всё произошло по естественным причинам — например, из-за того, что Растяпа не очень хорошо переносила жару, и я тут не причём. Временами же чувство вины вновь возвращалось — правда, без прежней остроты).