Новая запись в дневнике: «Поездка в Сербию задерживается из-за болезни матери жены». Впрочем, он и не собирался в Сербию: ждал, как развернутся события. Внезапно пришла телеграмма от Слащева: «Возвращайтесь! Учитывая в армии популярность вашего и моего имени, необходимо их связать, назначив меня вашим начштаба, а Шатилову дайте название — ну хоть своего помощника». Врангель не отреагировал: ненормальный, опираться на него не стоит — неизвестно, что выкинет через час...
В последний день февраля от своего агента фон Перлофа Врангель получил копии телеграмм, которыми генерал Кутепов обменялся с Деникиным:
«События последних дней на фронте с достаточной ясностью указывают, что на длительное сопротивление частей рассчитывать нельзя. Но если в настоящее время борьбу временно придется прекратить, то необходимо сохранить кадры Добровольческого корпуса до того времени, когда родине снова понадобятся надежные люди. Изложенная обстановка повелительно требует принятия немедленных мер для сохранения и спасения офицерских кадров. Докладывая о вышеизложенном вашему превосходительству, я, в полном сознании своей ответственности за жизнь и судьбу чинов вверенного мне корпуса и в полном согласии со строевыми начальниками, опирающимися на голос всего офицерства, прошу срочного ответа для внесения в войска успокоения и для принятия тех мер, которые обеспечат сохранение от распада оставшихся борцов за родину. Кутепов».
«Вполне понимая вашу тревогу за участь офицеров и добровольцев, прошу помнить, что мне судьба их не менее дорога, чем вам, и что, охотно принимая советы своих соратников, я требую при этом соблюдения правильных взаимоотношений подчиненных к начальнику. Отвечаю по пунктам:
1) Вывоз раненых и больных из Новороссийска идет в зависимости от средств наших и даваемых союзниками. Ускорю, сколько возможно.
2) Семейства вывозятся, задержка только от нежелания и колебаний.
3) Транспорты подготовляются.
4) Правительственные учреждения и Ставка поедут тогда, когда я сочту это нужным.
5) Вся власть принадлежит главнокомандующему, который дает такие права командиру Добровольческого корпуса, которые сочтет нужным. Деникин».
Эти сообщения обрадовали Врангеля. В прямую оппозицию к главнокомандующему становился такой солдафон и ревностный служака, как генерал Кутепов! Это представлялось весьма симптоматичным. Впрочем, через день агент известил барона: Кутепов поспешил прибыть в Ставку и, выразив сожаление о своем шаге, который объяснил исключительно нервозной обстановкой, заявил Деникину: «Только искреннее желание помочь вам расчистить тыл руководило мною при посылке телеграммы».
Врангель, довольный своей прозорливостью, записал в дневнике: «11 марта Добровольческий корпус, две Донских и Кубанская дивизия без директив, под напором противника сплошной массой направились к Новороссийску. Катастрофа стала неотвратимой.
Говорят, Деникин заявил, что Новороссийска не оставит и пустит себе пулю в лоб. Сомневаюсь: жена главнокомандующего прибыла в Константинополь, остановилась в русском посольстве.
14 марта стало известно, что Деникин на миноносце «Капитан Сакен» оставил Новороссийск. Ставка перешла в Феодосию. Это кошмарней эвакуации Одессы: стихийно катясь к морю, войска затопили город. Оставленные на произвол судьбы части Кубанской и Донской армий отходит на Туапсе. Этого ему никто не простит».
Никто ему не простит!.. Никто!.. Это был ликующий вопль, радостный крик, которого он не смог, да и не счел нужным скрывать ни от себя, ни от истории.