Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья

Закончив достаточно основательную рекогносцировку, Кутепов решил, что досконально познакомился с городом, его сильными и слабыми сторонами, и счел необходимым поделиться планами с наиболее доверенными лицами из своего окружения. Совещание было назначено на даче. Начальнику контрразведки полковнику Самохвалову вменялось в обязанность обеспечение скрытности начавшихся переговоров. «До чего ж развился в русской армии дух этаких либеральных совещаний, — думал Кутепов, оглядывая своих комбатантов — генералов «в сюртуках», большинство из которых в отличие от еще бравого Шацкого заметно подрастеряло боевой дух. — За любовь к подобным совещаниям я отрекся от Деникина, презирал Врангеля. И вот теперь — сам! — размышлял он с неприязнью. — Совещание в Филях! Зачем? На кого опереться, кому довериться, если начальник штаба одним глазом смотрит на нас, другим — на Кавказ. Вот он, генерал Достовалов. Выражение его лица: «Чего изволите-с?» — Но пойдет ли он за мной? Станет ли рисковать? Вряд ли, вряд ли! Приказывать бесполезно, уговорить трудно. Придется обмануть — иного выхода нет...» Кутепов понимал, что без совета генералов он не обойдется: без их общего мнения ему не уговорить Врангеля на восстание. В одиночку действовать ему не дадут. И власть захватить генералы ему не дадут, бонопартизм сидит в крови каждого крепко. «Надо ждать, лавировать. Надо перехитрить всех...» Кутепов пригладил ус, чуть подержал в кулаке расчесанную надвое бородку (этот жест все более входил в привычку), сказал, как всегда, коротко, четко выговаривая слова:

— Господа! Положение — тревожное. И со дня на день ухудшается. Генерал Достовалов, прошу! Документы, без комментариев.

Достовалов — как показалось, нарочито медленно — вынул из портфеля кожаную папку, оттуда бумагу. Развернул с хрустом. Сказал, глядя поверх голов собравшихся, точно тревожное положение касалось всех, кроме него:

— Кампания, предводительствуемая болгарскими большевиками и левой прессой, известна, господа. А также сходки и митинги в разных местах страны, начавшиеся весной сего года и достигшие апогея в апреле...

— Да-да! — оборвал его Кутепов. — Переходите к документам!

— Как будет угодно, — холодно ответил Достовалов и опять хрустнул плотным листом бумаги. — Двенадцатого апреля военный министр Гомов вынужден был давать объяснения парламенту. Цитирую. Гомов заявил: «Никакой вооруженной армии в Болгарии нет. Принято до сих пор тринадцать тысяч беженцев и бывших солдат с согласия правительства. Оружие их сложено в наших складах и охраняется нашими солдатами. Прибывшие из Галлиполи по железной дороге две тысячи войск привезли в багаже свое оружие, но оно также отобрано. Содержатся войска генерала Врангеля не на наши средства, а на собственные. К населению относятся любезно, вежливо, и никаких недоразумений не возникает. Отдано распоряжение использовать русских, на полевых работах».

Среди собравшихся прошелестел удовлетворенный шумок. Генерал Достовалов поднял руку:

— Девятнадцатого апреля в парламенте вновь было сделано заявление, содержащее три обвинения в адрес русских контингентов. Имеются в виду три эпизода, происшедшие в Казанлыке, Орханни и еще одном пункте. Надо ли?..

— Нет, генерал! — снова вмешался Кутепов. — Все ложь!

— Однако, ваше превосходительство, — решительно возразил кавалерийский генерал Абрамов, — прежде чем решать то, для чего вы изволили нас вызвать, хотелось бы иметь полную информацию.

Штаб Донского корпуса был расположен отдельно, в Старой Загоре, — и этот вечный самостийник и тут не удержался от своей всегда демонстрируемой независимости.

Кутепов заставил себя сдержаться. Сказал, зло блеснув узкими монгольскими глазами:

— Пустое, господа! В Казанлыке мы никого не расстреливали: ведется следствие. Остальное — обоюдные недоразумения, носящие личный, не политический характер. Обращаю внимание на более важное. Совет министров Болгарии вынес решение. Продолжайте, генерал Достовалов. Коротко, по пунктам.

— Пункт первый, — Достовалов был явно обижен. — Русские должны быть разоружены полностью. Они не могут пользоваться никакими правами воинских частей. Все контингенты принуждаются стать на работу. Второе: болгарское правительство обещает предпринять в дальнейшем шаги к амнистированию этих воинских частей.

Воцарилось молчание.

— Слово вам, полковник, — Кутепов, казалось, обрадовался произведенному эффекту. — Господин Самохвалов возглавляет ныне нашу контрразведывательную организацию — это для непосвященных. Прошу любить и жаловать, — в слове «господин» прозвучало и определенное пренебрежение, которое не смог или не захотел скрыть Александр Павлович, и все это почувствовали. Понял, конечно, и Самохвалов, лысеющий, с растрепанной бородой, играющий всегда под простака, что не раз вызволяло его из сложных и опасных ситуаций и тихо, но верно вело вверх по служебной лестнице.