Я продолжал молчать, не в силах выдавить из себя ни слова.
-Тогда я не знаю, что сделаю!- подняла новую бурю Фьямметта.- Я готова убить ее!
Тут я поднял глаза и увидел, что рука Фьямметты сжимает забытый мною кинжал, вынырнувший из складок покрывала или платья красавицы.
-О, прелесть моя!- взмолился я.- Все, что угодно, только не это!
Вид занесенных над жертвой кинжалов был для меня уже слишком привычен и слишком невыносим.
-Фьямметта!- решительно обратился я к ней, ибо блеск острия сразу привел меня в чувство.- Прошу поверить мне на слово: кроме одного обещания, данного человеку, который спас меня ценой своей жизни, более никаких обещаний я никому не давал. Но, "сестренка", тебе - а я осмеливаюсь называть вас, сударыня, на "ты" - тебе пока ничего толком не известно о моей запутанной жизни, и я пока вынужден умолчать о ней. Знай же, что в любой день и час я могу оказаться нищим и отверженным. Что ты будешь делать тогда?
-Деньги можно отнять - это мне уже известно,- твердым голосом отвечала мне Фьямметта, больше не отводя глаз.- Зато никто и никогда не сможет отнять у девушки любви и верности, если только она сама не захочет расстаться со своей честью. А вы, мессер... О, Пресвятая Дева! Что же я такое говорю!- воскликнула она, и снова закрыла руками лицо.
-Тогда честью прошу вас, сударыня,- взмолился я к ней, осторожно потянув к себе ее руку и притрагиваясь к нежной руке губами,- ничего не требуйте от меня сейчас. Дайте мне год, ровно один год, который мне необходим на восстановление своих законных прав в этом несправедливом мире. Я обещаю через год дать вам единственный и бесповоротный ответ. А пока позвольте мне только носить на своем головном уборе любимые цвета вашей милости.
-Если же вы не Андреуччо ди Пьетро и не сарацин Абд альМамбардам, то каково же ваше настоящее имя?- торжественно спросила Фьямметта.- Я обязана знать имя, дабы посвятить вас в рыцари Голубой Незабудки.
-Этогото законного сокровища я и лишен, сударыня,- ответил я, облившись холодным потом.- У меня отнято имя, и я теперь не знаю его.
-Как же такое может быть?!- испуганно воскликнула Фьямметта.
-Представьте себе, случается,- вздохнул я.- Рассказывать долго, и многое по сей день мне непонятно самому. Скажу коротко: у меня была отнята память, а вместе с ней - и мое имя.
-Вот как,- задумчиво проговорила Фьямметта, склонив головку набок.- Что ж из того? Ведь главное, чтобы помнили о вас, мессер. А доброе имя дается вовсе не по рождению, а по поступкам.
Сердце мое едва не разорвалось от таких слов. Твердый комок застрял у меня в горле, и теперь уж я сам отвел взгляд, боясь показать деве навернувшиеся на мои глаза слезы, в которых поплыла вся комната, чудесно заискрившаяся лучами утреннего солнца.
-В таком случае, мессер,- нежно проговорила Фьямметта,- покуда вы будете являться всего лишь рыцарем Голубой Незабудки, позвольте мне самой окрестить вас.
-Окажите милость, сударыня,- всей душой пожелал я.
-С этого дня вы нарекаетесь именем Джорджио во имя Любви и Чести,- вновь задрожавшим от волнения голоском прорекла Фьямметта.
-Джорджио?!- изумился я.- Но почему, сударыня?
-Не знаю,- пожала плечиками Фьямметта.- Просто мне всю жизнь нравится это имя. Порой мне грезилось, что когда-нибудь у меня родится мальчик, которому будет суждено стать великим героем, и я должна непременно дать ему имя Джорджио в честь того святого рыцаря, который победил страшного дракона. Вам известно о таком, мессер?
-Разумеется,- пробормотал я, примеряя к себе первое из имен, которым я мог теперь пользоваться самым честным и благородным образом.
Так всего в трехдневный срок худородный лошадник Андреуччо ди Пьетро превратился в сына магрибского эмира по имени Абд альМамбардам, а из того, легкой рукой красавицы опущенный в выгребную купельку, был живо переправлен в Джорджио ди Фьямме.
Не прошло и половины часа, как взору изумленного Гвидо Буондельвенто представилась важная парочка, спускавшаяся из верхних покоев в торжественном молчании и рука об руку. Лица у обоих были слегка бледны, а глаза, кажется, так и остались на мокром месте.
Гвидо, разинув рот, переводил взгляд с одного на другого и, наконец перекрестившись, шумно вздохнул.
-Ну, слава Тебе, Иисусе Христе, кажется, все устроилось,- довольно проговорил он, с великим трудом отрываясь от стула.- Теперь самая пора отобедать. Пожалуйте, мессер, в дальнюю комнату, а то тут вонь еще такая, что служанок с ног сшибает.