Я признал, что ничем не отличаюсь от вполне трезвомыслящего человека, скованного необъяснимыми обстоятельствами древнего предания. Оставалось либо принять их, эти обстоятельства либо навсегда покинуть мир всяких преданий и обстоятельств. Так я рассуждал теперь, когда стоял перед престарелым Великим Магистром Ордена тамплиеров, гревшим скрюченные подагрой пальцы над углями, что светились, подобно жару преисподней.
-Так или иначе, я обязан исполнить данную от всего сердца клятву,- пробормотал я.- Даже если меня угораздило давать ее во сне.
-В том наше с тобой, мой господин, сходство,- проговорил Великий Магистр, морщась, по всей видимости от боли в суставах,- в том же, однако, и наше различие. Я тоже давал клятву. Однако твоя, мой господин, клятва ведет тебя прочь из клетки, моя же, напротив, всегда вела в клетку.
Я же про себя подумал, что вся наша разница - только в том, что один охотник на драконов, а именно ваш покорный слуга еще с рвением учится своему ремеслу, а другой, ставший Великим Магистром, уже в совершенстве освоил это искусство и наконец обнаружил его совершенную бесполезность.
-Мой господин, - вновь обратился я к пленному старцу.- Известно ли имя того египетского сановника, чей вклад в казнохранилище Ордена был востребован первым в обмен на мощи святого?
Великий Магистр поднял на меня взгляд, и в мерцании старческих слез, не проливавшихся на щеки, я заметил слабый отблеск любопытства.
-Имя?- с таким же слабым удивлением сказал он.- Не помню. Когда король называл его, я подумал о сверле, которое просверливает сундуки в хранилище. Имя, оно было похоже на сверло.
-АльАзри?- уточнил я.
-Возможно,- качнул головой Великий Магистр.- Похоже на то.
-Умар альАзри,- невольно произнес я вслух и подумал, что все рыбы, и маленькие, и большие, бьются в одной сети.
Великий Магистр молчал.
Ранее, когда я задавал ему бесчисленные вопросы, то с напряжением прислушивался едва ли не к каждому его слову, все же надеясь, что однажды он произнесет главное, то, которое наконец откроет мою запретную память и вернет мне всю потерянную или отнятую насильно жизнь. Особенно сильно забилось мое сердце при слове ЗМЕЕНОСЕЦ. Я до боли "вгляделся" во мрак своей памяти, но, увы, так и не различил в бездне никакого просвета. Великий Магистр Ордена Храма обладал ключом, или сверлом, к моей исчезнувшей жизни и к моему имени, и я все еще не мог позволить себе уйти от него, не добившись главного. Конечно, мое страстное желание превращало меня в верного союзника короля, ставшего заклятым врагом Ордена.
-Господин мой, я готов сделать для Ордена все, что в моих силах. И не отдам королю священного знака, будь он хоть трижды Великим Мстителем,- твердо проговорил я.
Великий Магистр помолчал и ответил:
-Ты говорил о клятве, господин мой.
-Но кто объявил Великим Мстителем короля, как не сам Великий Магистр Ордена Храма, простой воин, никогда не доверявший знамениям и расположению звезд!- предчувствуя недоброе, воскликнул я в сердцах.
Предводитель тамплиеров опять долго молчал и наконец ответил, обращаясь не ко мне, а к жаровне с горячими углями:
-Теперь уже поздно. Ничего не изменишь. Люцифер первоначально тоже был объявлен "ангелом света".
"Великий Магистр берет на себя слишком много",- хотел было сказать я, но не сказал, а только взмолился к этому величественному старику сразу, как только почувствовал новый прилив отчаяния:
-В твоей власти, мой господин, вернуть мне имя и жизнь. Тебе известно тайное слово. Я же не скажу королю ничего.
Великий Магистр заговорил, и я похолодел от ужаса.
-Когда иссыхает река, останавливается мельничное колесо,- медленно изрек он.- Когда останавливается колесо, должен замереть и жернов. Ошибившись в Великом Мстителе, я не могу доверять и Посланнику. Это будет меньший из моих грехов. Есть много слов, именуемых теперь тайными. Я промолчу. Я не могу отдать изменнику сокровенное.
Так я удостоверился, что эта ночь не будет самым счастливым из моих сновидений.
Еще некоторое время я переминался с ноги на ногу, глядя на старческие пальцы, изломанные болезнью, что теперь в этих сумрачных стенах несомненно обрела над Великим Магистром непреодолимую силу.
И вот я решил, что миссия Посланника, если не Истины, то короля Франции, исполнена мною до конца.
-Я преклоняюсь перед вами, монсиньор! - твердо сказал я Великому Магистру на франкском наречии.- Вы самый благородный из всех людей, каких я помню в своей укороченной, если не с конца, то прямо с самого начала, жизни. Прощайте, монсиньор!
И не рассчитывая на ответ, я повернулся и пошел прочь.
-Прощайте, доблестный рыцарь клятвы!- донеслось мне вслед уже издалека, и тогда, облегченно вздохнув, я ускорил шаги.
Я двигался по лестницам и галереям, по мостам и от холода таким же твердым, как крепостные мосты, дорогам. Я шел, едва замечая безжизненный рассвет, затем сумрачный полдень и наконец бесплодные сумерки. Так я двигался, чтобы невольно достичь короля, который ожидал меня в Карбункуле с той же самой жаровней, полной раскаленных углей.