Семейная хроника

В комнате было тихо и уютно. Уют жилью придавали множество салфеточек, мелких безделушек, которые были дороги хозяйке как память. С потолка свисал оранжевый абажур, который заливал комнату неярким теплым светом. На стенах висело множество фотографий. Среди них Татьяна сразу же нашла фото Сергея, где он был сфотографирован вместе с Натальей в Ялте, около той самой гостиницы «Ореада», где они когда-то жили во время гастролей. Кроме фотографий были картины. В основном волжские пейзажи. Написанные достаточно талантливо, они притягивали к себе взгляд. Посреди комнаты стоял круглый стол с красивой вязаной скатертью. На окнах были тюлевые занавески, но они были так причудливо драпированы, что казались театральными декорациями. В углу стоял большой кожаный диван, на спинке которого висела красивая кружевная салфетка. Рядом буфет – довольно старомодный, из красного дерева, хорошо отреставрированный. Вдоль буфета тянулся ряд белых слоников разного размера. За стеклом буфета было множество хрустальных рюмок, стаканов, вазочек. С каждой полки свешивалась такая же ажурная салфеточка, как и на диване. В углу стояла этажерка, она вся была уставлена множеством безделушек, которые хозяйка привезла из разных мест: здесь были сувениры и из Прибалтики, и с Байкала, и из множества других уголков Советского Союза. Большую часть комнаты занимала печка. Она была выложена желтыми изразцами и светилась, как яркое солнышко. Эта печка очень украшала комнату, он неё веяло домашним теплом и покоем. В другой комнате была спальня. Там стояли широкая деревянная кровать, платяной шкаф, огромное трюмо. Всё красного дерева. Стены были увешены полками с книгами. Рядом с кроватью был красивый ковер. Татьяна отметила про себя, что все вещи в комнате были очень добротны, даже с антикварной изысканностью. Будто они передавались из поколения в поколение, и каждый следующий хозяин старался сделать их ещё краше.

Наталья поставила на стол нехитрую закуску, бутылку с рябиновой наливкой, но есть им не хотелось.

Наталья начала свой рассказ с того самого рокового дня 25 января 1937 года. Поздно вечером после спектакля ей позвонил Вадим, друг Сергея, и сказал, что арестовали Ольгу и Татьяну. Он велел Наталье поскорее скрыться куда-нибудь. Она испугалась. Сергея не было рядом. Позвонить и посоветоваться было не с кем. Она судорожно собирала вещи, не зная, что взять с собой – то ли дорогое концертное платье, то ли старую куртку. Потом сложила все дорогие вещи, фотографии, ценности в хозяйственную сумку и отнесла к соседям. Те удивились, но Наташа попросила сохранить вещи, сказав, что, может быть, ей придется надолго уехать, но она обязательно вернётся за ними. Пока Наталья металась, не зная, что предпринять, раздался звонок в дверь. Она решила не открывать, прекрасно понимая, кто и зачем пришёл. Звонок повторился, он был уже протяжный и требовательный. Наталья выглянула в окно: в ранних предрассветных сумерках был виден черный автомобиль, рядом стояли двое мужчин. Она хотела прыгнуть в окно, но страх разбиться пересилил страх ареста. Она представила свое молодое красивое тело распростёртым на грязном асфальте. Это было так неэстетично! Наталья не знала, куда спрятаться, ей хотелось забиться в угол. Про себя молила Бога: «Господи, спаси меня, спаси меня, спаси меня! Где же Серёжа? Он обязательно бы что-нибудь придумал». Наталья металась по квартире. В дверь звонили уже непрерывно. Она решила кричать, звать на помощь. Попробовала крикнуть, но крик получился каким-то неестественно жалобным и тихим. Кто-то с силой надавил на дверь плечом, и она открылась. Наталья в ужасе спряталась за шкаф. Ей казалось, что соседи услышат шум и вызовут милицию, но никто даже не открыл двери своих квартир, чтобы узнать причину шума. Двое мужчин подошли к ней вплотную. Она пыталась кричать, сопротивляться, он один из них закрыл ей рот рукой и отчетливо произнес: «Ещё пикнешь, сука, пришью». Наталья замолчала. Ей велели быстро одеваться и следовать за ними.

Самым удивительным было то, что и её привезли в ту же тюрьму. Она долго содержалась в одиночке. Наталью водили на допросы, но следователь был у неё другой. Это был мужчина средних лет, на вид ему было около пятидесяти. Всегда аккуратно одетый, гладко выбритый. В нём чувствовался и внешний лоск, и какое-то внутреннее барство. Он во время допросов курил дорогие сигареты, не унижался до побоев, а просто беседовал с Натальей о жизни, о прошлом. Он представился ей, назвав себя Виталием Геннадиевичем. Было видно, что он давно работает в органах и работу свою знает и любит.

Виталий Геннадиевич был удивительно любезен с Натальей. Это как-то обнадёживало: а вдруг она и не так уж виновата перед страной и её скоро отпустят домой? Недоразумение разрешится само собой, вернётся любимый Серёжа, и жизнь опять потечёт по привычному руслу.

В конце недели пребывания в тюрьме Виталий Геннадиевич бесстрастным голосом зачитал ей приговор и велел расписаться. От волнения она ничего не видела и не слышала и даже не прочитала его.