Семейные драмы российских монархов

Отношения между тётушкой и племянником сложились довольно противоречивые. Не имевшая опыта семейной жизни и своих детей, Елизавета попросту не смогла наладить контакт с наследником. Для него она оставалась в первую очередь императрицей, а уже потом — тётей. Почитать её как подданный он научился. Со временем научился и вести себя как наследник престола, но вот тёплых родственных отношений между ними так и не возникло. Слишком велики были различия в воспитании, вкусах, взглядах. Слишком слабым было и само родственное чувство. Наследник был одинок. Как романтичен этот образ в сказках — одинокий юный принц — и как печален он в реальности! Представьте себе осиротевшего подростка, которого привезли в чужую и совершенно незнакомую ему страну, где он сам по себе никому не интересен и не нужен. Будучи сиротой в Киле, он хотя бы жил в родных местах, видел знакомые с детства лица, а здесь — здесь чужим было всё и все. Это не могло не сказаться на отношениях великого князя с окружающими; так появились первые конфликты в придворной среде.

Почти сразу после того, как новонаречённый Пётр Фёдорович был объявлен наследником русского престола, возник вопрос о его женитьбе. Это решение имело под собой политические мотивы. Во-первых, женатый человек воспринимался тогдашним русским обществом как совершеннолетний, а Елизавете было очень важно, чтобы её племянника воспринимали всерьёз. Во-вторых, брак наследника должен был дать продолжение романовского рода и тем самым снять вопрос о наследстве на весьма значительный срок и упрочнить положение самой «дщери Петровой» на троне. Русские дипломаты начали составлять список предполагаемых кандидатов на роль невесты наследника.

Личные чувства и симпатии самого наследника при этом в расчёт не принимались вовсе, его мнение не учитывалось, вопрос рассматривался исключительно в политическом ключе. Внук повторял судьбу деда. Но с одним важным отличием — Петру Великому невесту выбирала родная мать, которая очень хорошо знала своего сына, и выбирала лично. За Петра Фёдоровича выбор делала его тётка, которая совсем не знала своего племянника, да и выбирала не столько сама, сколько руководствуясь донесениями своих дипломатов.

Заинтересованность в браке с русским наследником престола проявили несколько европейских дворов, причём наиболее привлекательным было предложение курфюрста Саксонии и короля Речи Посполитой Августа III. Этот государь, правивший с 1734 по 1763 год, был известен в Европе своим многочисленным семейством — в общей сложности у него было 14 детей. Через браки этого многочисленного потомства он породнился с королевскими домами Испании, Франции, Баварии и нескольких немецких княжеств. Женитьба царевича на дочери этого монарха могла бы не только оказать влияние на развитие отношений между Россией, Речью Посполитой, Империей (супруга польского короля была дочерью австрийского императора), но и заметно повысила бы династический престиж Романовых.

Другим интересным предложением была дочь датского короля принцесса Луиза. Брак с ней отчасти открывал возможности для решения и запутанного донельзя голштинского вопроса. Сторонником этого союза был вице-канцлер империи Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

В дело вмешался прусский король Фридрих II, вошедший в историю как Фридрих Великий. Его дипломаты предложили свой вариант — принцессу мелкого немецкого княжества Ангальт-Цербст Софию-Фредерику-Августу. Прусский король полагал, что брак наследника русского престола на выросшей в прусских владениях принцессе, которая не забудет, кому именно она обязана этим возвышением, принесёт свои плоды: «Великая княгиня русская, воспитанная и вскормленная в прусских владениях, обязанная королю своим возвышением, не могла вредить ему без неблагодарности».

Логика берлинского монарха понятна. Менее понятно, почему Елизавета, несмотря на протесты того же Бестужева-Рюмина, остановила свой выбор на немецкой принцессе. Несколько проясняет дело записка государыни вице-канцлеру: «Она происходит из знатного, но столь маленького дома, чтобы ни иноземные связи его, ни свита, которую она привезёт или привлечёт за собою, не произвели в русском народе ни шума, ни зависти. Эти условия не соединяет в себе ни одна принцесса в такой степени, как Цербстская, тем более что она и без того уже в родстве с Голштинским домом».

Дело в том, что императрица никогда не забывала о том, что её племянник и наследник имеет больше прав на русский престол, чем она сама. Женитьба наследника на представительнице сильной и влиятельной европейской династии могла дать в его распоряжение политические, материальные, а то и военные ресурсы для борьбы за власть. Бедная, если не сказать нищая, немецкая принцесса («цербстская побирушка» — как называл её в письмах Бестужев), чьё богатство заключалось в одном лишь титуле, была в этом отношении безопасной.