Интересно, что тезис о «засилии иноземцев» в России впервые был выдвинут… шведской пропагандой! Поражение скандинавского королевства в ходе Северной войны 1700–1721 годов болезненно воспринималось гордыми потомками викингов. Мечты о реванше у «русских варваров» занимали заметное место в массовом сознании шведского общества весь XVIII век. Русской армии пришлось ещё трижды (в 1741–1743, 1788–1790 и 1808–1809 годах) принуждать северного соседа к миру, прежде чем тот окончательно отказался от воинственных планов в отношении России.
В 1740 году Швеция, полагая, что правительство регентства в России не пользуется популярностью и не контролирует ситуацию в стране, решилось начать подготовку к войне, которая была объявлена 28 июля 1741 года. Командующий ударной группировкой шведских войск, наступавших на Петербург, велел отпечатать на русском языке следующий текст:
«Я, Карл Эмилий Левенгаупт, граф, объявляю всем и каждому сословию достохвальной русской нации, что королевская шведская армия вступила в русские пределы не для чего иного, как для получения, при помощи Всевышнего, удовлетворения шведской короны за многочисленные неправды ей причинённые иностранными министрами, которые господствовали над Россиею в прежние годы, также потребную для шведов безопасность на будущее время, а вместе с тем, чтобы освободить русский народ от несносного ига и жестокостей, с которыми означенные министры для собственных своих видов притесняли с давнего времени русских подданных, чрез что многие потеряли собственность или лишились жизни от жестоких уголовных наказаний… Намерение шведского короля состоит в том, чтобы избавить достохвальную русскую нацию для её же собственной безопасности от тяжкого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании».
Сходство тезисов шведов и Елизаветы о необходимости спасти страну от засилия иноземцев не случайны. Ещё осенью 1740 года шведский посланник в Петербурге Эрик Матиас фон Нолькен получил указание от своего руководства попытаться расколоть русскую правящую элиту перед военным столкновением. Посол наладил контакт с Елизаветой Петровной, обещая ей всяческую помощь в организации переворота, в том числе и вооружённую. Предполагалось, что неготовые к войне русские войска будут быстро разбиты шведами, в столице поднимется вызванное этим обстоятельством народное возмущение, на волне которого придёт к власти Елизавета. Далее последуют мир и признание со стороны новой государыни всех территориальных претензий победителя, а именно — возвращение всех отторгнутых по Ништадтскому миру земель, а также передача Швеции территории между Ладожским озером и Белым морем.
Встретив заинтересованность со стороны царевны, фон Нолькен не стеснялся в предложениях финансовых и иных услуг, а взамен требовал лишь подписание документа, в котором обозначалось бы согласие Елизаветы на эти условия.
Вот ведь как повернулось дело: царь Пётр в своё время убил собственного сына, ложно обвиняя его в контактах со шведами, клеймя словами позорными, которые и нынешние историки и публицисты порой повторять не брезгуют, а всего через 25 лет его же Петра родная дочь обсуждает с теми же шведами условия своего восхождения на русский престол! И хотя требуемый документ Елизавета так и не подписала, но деньги у шведов брала. А когда шведский посол с началом войны покинул Петербург, его сменил французский коллега — маркиз де ла Шетарди. Помимо желания оказать помощь союзной для Франции Швеции, французские дипломаты имели и свой интерес в этом вопросе. Укрепление на престоле России Брауншвейгской династии означало и дальнейшее укрепление дружественных отношений между Петербургом и Веной, что совсем не устраивало Париж. Всего на поддержку заговора французский МИД израсходовал 22453 ливра.
Надо отдать должное структурам, обеспечивавшим безопасность Российской империи: русские агенты смогли собрать и предоставить властям полную информацию о заговоре и его участниках и предложили нанести целевой удар — арестовать медика царевны француза Лестока, державшего в руках все нити. Однако регент Анна Леопольдовна попыталась разрешить ситуацию другим образом — она пригласила к себе Елизавету и попросила объяснений. Та прибегла к испытанному женскому средству — расплакалась и дала клятвенное обещание хранить верность малолетнему императору и его матери. Психологом Анна Леопольдовна оказалась плохим и этим клятвам и обещаниям поверила. Впрочем, чтобы лишить опоры возможных заговорщиков, 24 ноября было принято решение отправить гвардейские полки из Петербурга в армию фельдмаршала Ласси. Покидать свои уютные тёплые слободы и идти маршем по заснеженным дорогам Карельского перешейка гвардейцам очень не хотелось, и они с радостью откликнулись на призыв «дщери Петровой», которая призвала возвести её на отцовский престол.