Семейный детектив

Оборотистой и ловкой бабушке – это уж ей было лет двадцать шесть! – удалось выменять на пальто целую наволочку сахара. Она кое-как притащила ее домой, плюхнула на стол, и вот это был праздник, скажу я вам!.. Вот это было событие!.. Вы понимаете? Можно было положить в стакан кипятку сколько угодно сахару, хоть пять ложек. Хоть семь. А в наволочке не убывало! А дед, который никогда-никогда ничего не умел добыть, добыл корыто!.. Какие-то ушлые артельщики привезли целую подводу, молниеносно распродали и исчезли. За корыта дрались, отнимали друг у друга, женщины голосили, мужики матерились, но деду как-то удалось ухватить и остаться целым. В корыте можно было стирать, а можно было мыться, что угодно можно было делать с этим корытом, это же почти что райская жизнь!..

Другая моя бабушка в этой же самой эвакуации, только в другом конце страны, в это время вытапливала сахар из свеклы – ставила в печку чугунок, свекла «подтаивала», и то, что из нее вытекало, можно было есть. Вкусно, сладко!..

Да. А впереди еще был сорок шестой год, самый голодный и страшный, а потом возвращение в Москву, оказалось, что некуда возвращаться, потому что довоенные квартиры заняты, и бороться бессмысленно, и жаловаться некому.

Впрочем, в том «моем возрасте» бабушки этого своего будущего еще, конечно, не знали. По их мнению, украшательство шарфиком или любым другим предметом туалета, как и мысли о кавалерах и дискотеках, было делом мелким, недостойным и пошлым. И страхи мои – я всегда боялась контрольной по химии, двойки по английскому, попасть впросак – тоже казались им идиотскими.

Да.

Впереди маячит новая творческая встреча, и я прикидываю, о чем буду говорить, пишу заранее план, и этот план никуда не годится – неинтересно, скучно. И я переписываю план, и этот новый не годится тоже, и примерно дня за три я начинаю бояться и изводить близких подступающей истерикой. Хорошо вам говорить – это твоя работа! Вот попробуйте сами, сделайте эту мою работу, и вы увидите, как это все трудно и страшно.

И я уже почти готова рыдать и убиваться над своей тяжелой долей, но тут вдруг откуда ни возьмись появляются бабушки, которых давно нет, конечно. Бабушки и их трудности и страхи, с которыми они прожили свою единственную жизнь – никто ведь пока точно не знает, есть ли еще один шанс!

Они прожили, как могли, и, между прочим, обе были уверены, что жизнь их сложилась просто отлично и была к ним милостива.

…Нельзя распускаться, вот что. А я то и дело позволяю себе… распускаться!.. Мне ничего этого не нужно делать – ни биться в очередях за керосин, ни воровать стекло, зная, что, если поймают, посадят. Не нужно собирать на станции уголь, а потом везти его на саночках домой, чтобы как-нибудь обогреться.

Мне не нужно бороться так, как боролись мои бабушки, и вот самое потрясающее! Боролись они не во времена Юлия Цезаря, а, считай, позавчера, но мы так распустились, что об этом позабыли и самодовольно утопаем в самодовольной жалости к себе и самодовольных сетованиях на судьбину!

…Если я на сцене навернусь на каблуках, значит, поднимусь, извинюсь за неловкость и продолжу. Общение с людьми – моя работа, и это превосходная работа!.. А если потеряю очки, значит, обойдусь как-нибудь без очков. Какая разница?!

Галина Романова

Семейная ценность

Глава 1

– Какое у тебя самое счастливое воспоминание об этом месте, Игореша?

Его девушка, которой не всегда удавалось быть незаметной, особенно тогда, когда ему этого отчаянно хотелось, провела ногтем вдоль его позвоночника. Нагретой на солнце коже сделалось больно.

– Не надо, – шевельнулся он. И сонно пробормотал: – Мне неприятно.

– Ты ведь все каникулы проводил здесь, да?

Он чуть приоткрыл глаза и сквозь ресницы посмотрел на реку. Очень быстрая и глубокая вода. Даже солнце не отражалось в ней. Вода в самый яркий полдень оставалась темной. Многим его друзьям, которых он привозил сюда на отдых с рыбалкой, это место не нравилось. Они считали его неприветливым, воды – зловещими.

– Здесь все время что-то случается, Гошка! – упрекнул его однажды друг и коллега Ваня Строев. – То Серега ногу сломает. То у Вали аллергия на укус неведомого насекомого, от которой она потом год лечилась. Теперь вот я…

Ваня Строев, который отдыхал здесь с ним в прошлом июне, нечаянно подстрелил свою собаку. Не насмерть, слава богу! Но переживал ужасно. И собаке досталось, пришлось оперировать.

И место это Ваня окрестил проклятым.

– Не иначе, ты тут что-то натворил, Гоша, – страшно округлял Ваня глаза и косился в его сторону. – Какой-то зловещий шлейф тянется за тобой!

– Откуда? – фыркал он в ответ.

– Из детства! Что-то такое здесь произошло давным-давно. Что-то ты натворил. И теперь тебе это место мстит!

Вообще-то Игорь все это запросто мог бы оспорить.