Фарфоровый белоснежный голубь стоял на комоде в главной комнате, сколько он себя помнил. Он был битком набит разномастными пуговицами, наперстками, кнопками и крючками. Попадались ему и сережки, и часики, и монетки какие-то.
– Все невзрачное, потемневшее от времени, – развел он руками. – Маленьким я со всем этим добром игрался. Потом стало неинтересно. И до того момента, как меня обвинили в воровстве, я не касался этой фарфоровой птицы года четыре. Я даже забыл о ней. И тут вдруг бабушка спохватилась. Думаю, не без Валеркиной наводки. Принялась рыться в шкатулке. Не нашла там часов, сережек, монеток. Поднялся шум. Началось семейное разбирательство. Валера старался изо всех сил. Уверял, что его студенческого опыта хватит на то, чтобы выявить семейного воришку. Ну и… Нашел пару монеток у меня под матрасом.
– Ужас! – ахнула Маша и глянула с сочувствием. – Представляю, каково тебе было! Наверное, было столько шума.
– Нет, ты не представляешь. И шума не было. Мама с отцом, конечно же, не поверили, что это я выкрал безделушки. Они до сих пор уверены, что это Валера все устроил. Они мне поверили. А бабушка…
– А она нет? Не поверила?
– Нет. Она все время смотрела на меня, будто видела впервые. И ее глаза наполнялись слезами. И еще она качала головой вот так. – Игорь легонько качнул головой. – В этом был упрек, разочарование, и от этого было только хуже. Лучше бы она накричала.
– И чем все закончилось?
– Закончилось все скверно. Отец указал Валере на дверь. Сказал, чтобы ноги его больше не было в этом доме. И он, что показалось нам совершенно удивительным, забрал с собой и мою бабушку. Мы утром проснулись, а их нет. Как ему удалось ее уговорить, до сих пор не пойму.
– Ее никто не уговаривал, Игореша. – Маша еще раз обежала взглядом старинный дом. – Она сбежала. Она просто сбежала, потому что ей было стыдно. Если только…
– Если только что?
– Если только он насильно ее не увез.
Ее губы снова дрожали. Она вцепилась в его руку, дернула, разворачивая на себя. И задала совершенно непонятный неуместный вопрос:
– А чем при жизни занимался твой прадед, Игореша?
– Да ничем таким. После войны в колхозе трудился бухгалтером.
– Воевал?
– Да. Дошел до Берлина.
– В каком звании?
– Ох, Машка! Не знаю я. Идем лучше в дом. Кажется, дождь начинается.
Мягкие облака, еще час назад похожие на ватные шарики, сбились в кучу, потемнели. Внутри их загрохотало, засверкало. Запахло дождем. Они еле успели закрыть все окна, как поднялся настоящий ураган. И через десять минут на старый дом обрушился ливень.
Игорь развесил на веревке в коридоре их пляжные полотенца. Поставил на огонь чайник и полез в холодильник за продуктами. Сегодня была его очередь готовить. У него это неплохо получалось. Правда, не всегда хватало времени. Что-то обязательно отвлекало. Но сегодня, когда на улицу не сунешься, он решил Машу побаловать. Через два часа убрал кухню, накрыл стол и пошел за ней в спальню. Наверняка после душа уснула под шорох дождя. Это ее всегда убаюкивало.
Но Маши в спальне не оказалось. И в большой комнате тоже.
– Маша, ты где?
Игорь обошел по очереди все комнаты и нашел ее на веранде.
Ее они с отцом уже пристраивали сами. Огромную, всю из стекла. И Маша теперь сидела в самом центре в плетеном кресле, как в огромном аквариуме. Только вода была не внутри, а снаружи. И намокшие деревья казались гигантскими водорослями.
На коленях у Маши стоял ноутбук. Она даже не заметила, как он подошел к ней. Вздрогнула, когда он тронул ее за плечо.
– Ты чего здесь затихла?
Игорь попытался заглянуть в монитор, но Маша неожиданно закрыла ноутбук.
– Я? Просто сижу, читаю, – ее взгляд вильнул в сторону гигантского стекла, в которое молотил дождь. – Интересно.
– Понятно, – он не стал допрашивать, это было не в его правилах. – Идем ужинать. Я наготовил всего…
За ужином Маша была непривычно молчаливой. Это было совершенно на нее непохоже. Он даже заволновался.
– Да здорова я, Игореша! Просто я тут наткнулась в интернете на интересную статью, – она подняла на него таинственно поблескивающие глаза. – Статья написана была давно одним новгородским краеведом – Пушкаревым. Слышал о таком?
– Нет.
– Почему? – Она терзала зубами кусочек вяленой говядины. – Он много материалов собрал о вашем крае. Временной отрезок гигантский просто. Первые документы датируются тысяча девятьсот семнадцатым. И по сей день все что-то ищет, пишет, изучает.
– И чем тебя так заинтересовали его статьи?
Он с удовольствием ужинал. Ему нравилось не просто есть, а именно трапезничать. В рабочие будни приходилось хватать еду на лету. Иногда не мог вспомнить вечером, чем обедал. Поэтому такие вот редкие часы неторопливого приема пищи он превращал в церемонию. Важна была последовательность: сначала легкий салат, потом основное блюдо, следом десерт. И уж конечно никаких посторонних разговоров. Ему это категорически не нравилось. Поэтому он и не хотел погружаться в разговор о неизвестном ему краеведе. Спросил просто из вежливости. И едва не поперхнулся, когда Маша ответила.