Семейство видящих

«Дорогая Яна, – говорилось там, – я была уверена, что у Тимофея есть твой номер телефона, выяснилось – нет. Ты не нашла бы его на пятачке портретистов, даже если бы искала. На Тимофея снизошло вдохновение, и он не выходит из своей студии. Пишет новую картину. Так что у меня появились опасения, что мы потеряем друг друга, и наше знакомство сойдет на нет. Согласишься ли ты приехать ко мне на ужин в пятницу? Очень надеюсь, что да. Я буду в городе по делам, и могу тебя захватить. Можем встретиться на студии у Тимофея в половине шестого, дом напротив фонтанов, вторая парадная, последний этаж и еще пролет вверх по лестнице. Приходи, пожалуйста. Буду с нетерпением ждать. Наташа».

В пятницу к назначенному времени я подошла к дому у фонтанов, поднялись на лифте на последний этаж, прошла еще один пролет вверх по ступенькам, и позвонила в дверь.

Дверь открыл Тимофей и явно удивился, увидев меня. Вероятно, Наталья его не предупредила о моем появлении.

Я не знала, что делать. Выглядеть навязчивой не хотелось. Я уже подумала, не спуститься ли вниз, чтобы подождать Наталью там. Но Тимофей отошел в сторону, освободив мне проход.

– Проходи, – неохотно предложил он, предлагая мне пройти в студию.

Я осторожно зашла и осмотрелась. На одной из стен в беспорядке, иногда кривовато, были вывешены картины. Некоторые картины Тимофей не стал вывешивать, просто прислонил к стене. Все они были довольно выразительными. Чувственные, с переплетенными обнаженными телами. Еще одна картина, неоконченная, была поставлена на мольберт. Я подошла поближе, чтобы поразгядывать. На ней были изображены козлоногие сатиры и наяды, томно отдыхающие на солнечной поляне посреди леса. Они парами, тройками, группами и поодиночке расположились на залитой солнцем поляне в расслабленных позах, подставляя полуобнаженные лоснящиеся тела и лица под солнечные лучи. Это было впечатляюще. Выглядели, как живые, словно вот-вот вывалятся с полотна. Я не слишком-то разбираюсь в живописи, но могу определить, трогает произведение искусства или нет. Эта картина трогала, прямо сильно трогала, до мурашек по коже. Я рассматривала ее несколько минут, забыв обо всем, наслаждаясь каждым штрихом.