Живет на Вишневой аллее семья видящих, они видят суть людей, их внутренний облик, и не только. Бывают и видения, предсказания. Например, они увидели появление в их жизни Яны, главной героини книги. И предсказали, что она сыграет в жизни их семьи какую-то важную роль. Но не знают, какую именно.
Любовно-фантастические романы / Романы18+Элла Волобуева
Семейство видящих
ГЛАВА 1
Целый день в квартире стучали, и сверлили, и пилили. Ремонт. Обещали закончить четыре дня назад, но потребовалось больше времени. Если бы реже уходили на перекуры – не потребовалось бы. Я натянула ветровку и вышла прогуляться. Невыносимо было слушать этот грохот. Весна в этом году наступила очень резко, за одну ночь сошел снег и сильно потеплело. На улице было солнечно и оживленно.
С этого дня всё началось, примерно так я его и запомнила. Шум в квартире и бесцельная прогулка по городу. Такая же бесцельная, как моя жизнь. Я подумала так, пока шла мимо сверкающей витрины, и сама от себя прыснула. Сколько патетики. Как будто в жизни непременно должна быть какая-то цель. Раньше я в это верила, но это было так давно. Придумывала сама себе какие-то цели, планы и смысл жизни. Чтобы как-то самооправдаться. Хотелось чем-то заняться, чем-то наполнить свою жизнь. Жаждала найти ясность и как-то самоопределиться, старалась хоть как-то расцветить свою повседневность, сделать чуть интереснее и главное – осмысленнее. Проходила своего рода квесты. Пробовала, к примеру: поищу-ка я себя в творчестве – а, не удалось, сомнительные способности; ну ладно, тогда сделаю карьеру – снова мимо, как была муравьем в муравейнике, так и осталась, вымоталась только; ну, тогда создам семью – и тут поражение. Реализовать последнюю «наиважнейшую цель в жизни» оказалась, пожалуй, самым сложным. Еще и с болезненной для меня развязкой, до сих пор не отошла. Так что полный провал по каждому пункту. И ничего, выжила. Не так уж оказалось и страшно – жить бесцельной жизнью. Даже приятно, не нужно ни о чем беспокоиться, нести какие-то обязательства или из кожи вон лезть, чтобы выполнить личные и совместные планы. Вносить свой вклад. Ставить долбанные галочки в дневнике своих достижений. Вместо галочек я проставила жирные минусы напротив каждого пункта, и в тот день испытывала какую-то бесшабашную беззаботность. Правда, с примесью досады. Перестала чувствовать себя живой.
Ну так вот, я бесцельно слонялась по паркам и скверам, по бульварам и улицам, проходила по проспектам мимо витрин с образцами модной обуви, одежды и белья на манекенах с мертвыми глазами, один раз перешла через дугообразный мостик, прошла мимо кучки бездомных алкоголиков, греющихся на лавочках в городском парке, как тощие трущобные коты, с расставленными в ряд банками пива и грязными пластиковыми стаканчиками, полюбовалась на композиции из цветов на круглых клумбах, созданных садово-парковыми дизайнерами, или ландшафтными, не знаю, прошла мимо двух памятников, разукрашенных голубиным помётом, дальше продолжать? Скучно было – сил нет. Просто надо было время убить, и прогулка по весеннему городу – не худший способ. На время ремонта я взяла отпуск, чтобы присматривать за мастерами-ремонтниками, да и устала сильно от своей дурацкой однообразной работы. Одно и то же изо дня в день. Рутина. Нужно было отвлечься, переключиться. Но слушать бесконечный стук или бестолково, впустую слоняться по городу оказалось слишком унылым, я уже пожалела, что бездарно потратила отпускные дни. Уж лучше бы сидела в офисе.
На одном из пятачков, прилепившихся к городскому проспекту, скучковались уличные художники, рисующие с натуры портреты туристов. Я понаблюдала за работой нескольких портретистов, переходя от мольберта к мольберту. Поглазела на застывших перед портретистами любителей попозировать, на разношерстных зрителей, сгрудившихся за спиной художников и с видом знатоков сверяющих наброски с оригиналами, на прохожих, деловито снующих по проспекту мимо пятачка. Наконец, решилась, и присела на свободный раскладной стульчик напротив портретиста примерно моего возраста, лет тридцати, у которого не было ни желающих воспользоваться его услугами, ни зрителей, ни выставочных образцов портретов, как у остальных художников.
– Новенький, что ли? – спросила я, – мне портрет не нужен, можешь взять для выставки. Но я, конечно, заплачу. Просто забирать не стану, оставлю тебе.
– Ты не захочешь оставить, – усмехнулся он, – заберешь на память, как миленькая, из рук будешь вырывать.
Прозвучало самоуверенно. Да и сам он держался, как король в изгнании. Высокомерный взгляд, заносчивый тон, нарочитая небрежность в одежде. Несмотря на разгильдяйский вид, волосы были тщательно уложены, открывая высокий лоб. Глаза и брови были, что называется, рысьи. Он ладонями провел по листу на мольберте, взял в руки карандаш и сосредоточенно нацелился им на лист. Я застыла на раскладном стульчике, стараясь не дышать и глядя прямо перед собой. Так сидели остальные натурщики.
– Ты можешь сесть, как удобно, и расслабиться, – предложил художник, по-прежнему усмехаясь, – я тебя уже запечатал. Можешь даже вертеться и разговаривать.
– Что значит – запечатал?
– Ну, запомнил, зафиксировал в памяти.