Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

— Не посягаю, нет. Обстоятельства, сама жизнь заставляет меня это делать. — Дмитрий смотрел на отца полными горечи глазами. — Я уже не раз говорил: мой проект необычный, он сделан специально для холмогорского комплекса.

— А зачем тебе понадобились холмы?

— По проекту цеха будущего комплекса должны стоять на возвышении, это необходимо для автоматизации процессов производства, — с тем же видимым спокойствием отвечал Дмитрий. — Зачем же ставить дорогостоящее возвышение, когда есть готовое, даровое, отлично, веками спрессованное?

— Те возвышения, сынок, не простые, вот в чем вся штука, — грустно сказал отец. — Холмы стоят века, они людской кровью умытые, на них по весне маки зацветают, ковыль-трава поклон отвешивает путнику.

— Что тебе еще сказать? — Дмитрий поднялся и зашагал по мягкому ковру. — Трещит, на куски ломается весь станичный уклад, изменяется труд и быт холмогорцев, а ты, передовой человек, ничего этого не видишь и не замечаешь. В станицу входит индустрия, именно с нею и связано будущее хлеборобов. И то, что делается в Холмогорской сегодня, — это еще только цветики. Ягодки впереди, и задержать или приостановить в станице поступь индустрии невозможно, как невозможно задержать восход солнца. Извини меня великодушно, но твою трогательную заботу о холмах нельзя ни понять, ни объяснить, и тут ты похож на своего старорежимного братца Евдокима. Тот как только выпьет, так и начинает оплакивать своих былых коней и казачью старинушку. Погибло-де казачество, не стало-де в станице ни тишины, ни покоя, на улицах нет ни коня под седлом, ни запаха конского пота. В домах телевизоры, радио, на улицах машины. А ведь этому, отец, надо радоваться! — Дмитрий остановился у окна, не зная, что еще сказать насупленному старику. — Нельзя оплакивать то, что себя изжило и что уходит от нас навсегда. Хорошо, что уходит, скатертью ему дорога!

— Умничаешь, Дмитрий! Стал сильно грамотным!

— Не умничаю, а говорю то, что каждый тебе скажет. Ведь ты и на нас, своих детей, обижаешься, — продолжал Дмитрий, стоя у окна. — Ты почему-то убежден, что дети тракториста обязательно должны быть трактористами, и в этом глубоко заблуждаешься. В жизни так не бывает, И у тракториста могут родиться и рождаются дети талантливые, даже одаренные, и именно колхозный строй дает им широкую возможность проявить свой талант и свою одаренность. В этом и есть суть нашей реальной жизни.

— Не морочь мне голову. Я приехал к тебе говорить о холмах.

— Холмы, степные маки, ковыль-трава — это лирика.

— Дмитрий, подбери для стройки другое место, — не слушая сына, твердым голосом говорил отец. — В последний раз прошу: сохрани холмы, сбереги их не для меня, а для станицы и для ее будущих жителей.

— Не могу.

— Как же так — не можешь? А ты смоги!

— Не имею права. — Дмитрий тяжело вздохнул, как бы говоря этим вздохом, что и рад бы исполнить отцовскую просьбу, но не может. — Пойми меня: не могу! Да, признаться, и не нахожу нужным.

— Тогда, выходит, и толковать-то нам не о чем. — Василий Максимович поднялся, недобрым взглядом покосился на сына. — Вижу, зазря к тебе пожаловал. Время попусту потратил. Поеду домой.

— Ну что ты, отец? Зачем же такая обида? Переночуешь у меня, а завтра…

— Что завтра? Нечего у тебя засиживаться. — Не мешкая Василий Максимович переоделся, затянул ремень и стоял, сухой, жилистый и еще стройный. — Проведаю Григория — и на автобус. К вечеру доберусь до станицы. — В прихожей он надел ботинки, брезентовый, побывавший под дождями плащ, смятый картуз. — Только вот что запомни, сынок: без драки холмы я не отдам! Дойду до Солодова, доберусь до Москвы, а справедливость все одно отыщу.

— Совершенно напрасное беспокойство, — уверенно заявил Дмитрий. — Всюду, в том числе и в Москве, тебе скажут то же самое, что сказал я. — Он позвал жену. — Галя, отец уже уходит!

— Да неужели? — искренне удивилась Галина, уже догадываясь о ссоре отца с сыном; она непонимающе смотрела то на свекра, то на мужа. — Митя, да как же так? Что случилось? Василий Максимович, что же вы так быстро нас покидаете? Мы так рады, что вы приехали…

— В самом деле, Василий Максимович, останьтесь, — сказала Екатерина Астафьевна. — Ну зачем вам уезжать? Вечером придет Гайворонский. Посидим, поговорим, телевизор посмотрим. Вы увидите Гайворонского и сами убедитесь, какой это прекрасный человек! А какой собеседник! И как он будет рад с вами побеседовать!

— Поеду, поеду. — Василий Максимович протянул свою жесткую ладонь. — Ну, прощевайте покедова.

— Привет Анне Саввичне, — сказала Галина.

— Перекажу.

— Как же ты найдешь Гришу? — спросил Дмитрий. — Давай подвезу на машине.

— Не стоит беспокоиться, обойдусь.

— Тогда пусть проводит Геннадий. — Дмитрий позвал сына. — Гена, проводи дедушку в музыкальное училище.

Василий Максимович взял авоську, чемодан с гостинцами для Гриши и, сопровождаемый внуком, ушел. Когда за ним закрылась дверь, Галина пожала плечами, посмотрела на хмурое лицо мужа и сказала:

— Странно и непонятно… Вы что, поругались? Из-за чего?

— Старая история…

— Какая?

— Ты же знаешь, между нами стеной встали холмы.