– Сказал. И до сих пор так считаю. Но наша ситуация немного другая. Я мог бы приехать и сразу все рассказать тебе, но я бы в очередной раз на тебя надавил этой информацией и твои сомнения в том, что мы должны двигаться вместе, как семья, никуда бы не исчезли. Просто потому, что это была бы снова моя борьба за
Я морщусь и головой качаю сокрушенно:
– Понимаю…
Понимаю, как много в моей голове огромных мадагаскарских тараканов, которых никаким дихлофосом не вытравить. Там нужно проводить конкретную санобработку. Не день, не два, а месяцы и годы. Нужна ли я ему такая? Готов ли он к этому?
– В общем, тебе это было нужно. Надеюсь, в первый и последний раз в нашей долгой и счастливой семейной жизни.
– А тебе? – отставляю бокал и тяну руки, заставляя Яра сделать пару шагов ко мне. Обвиваю ногами его за бедра и прохожусь ладонями по груди, комкая хлопковую футболку. Обнимаю за широкие плечи. Поистине исполинский разворот! Глажу. Пальцами по коже перебираю. Медленно. Неторопливо. Наслаждаясь.
Ладони Ремизова чуть сильнее сжимают мою талию, двигая задницей по столу, ближе к краю. В плен его рук. Выдыхаю резко. Птичка попалась. Капкан захлопнулся. Спрашиваю шепотом:
– Что нужно тебе, Ярослав?
– Мне нужна ты.
– Даже такая?
– Любая. Я. Хочу. Тебя. Себе. Любую.
В голове залп из тысячи петард. Они хлопают и взрываются, загоняя искры-иглы глубоко под кожу. Разгоняя огонь по венам. Раздувая приятное ощущение нужности в груди. Да. Я нужна ему. Такая. И любая.
Я облизываю губы, опуская взгляд на губы мужа. Мы сегодня еще ни разу нормально не целовались. Ну… по-взрослому. Так, чтобы все мысли отшибло напрочь. Чтобы дыхание одно на двоих. И быстрое биение сердец в унисон. А я так сильно хочу ощутить его вкус на языке. Тяжесть и напор. Сглатываю с трудом. Горю.
Ох, кажется, меня и правда сегодня нехило повело с пары-тройки бокалов. Мысли в голове скачут, как пьяные зайцы на конопляной лужайке.
– А чего хочешь ты, Птичка?
Оу, ну это просто…
– Я тебя хочу.
– А еще?
– Что еще?
– Давай поменяем последнее слово во фразе «я тебя хочу»?
– Давай, – хмыкаю. – Я тебя вожделею. Так пойдет?
– Почти, – смеется Ремизов. – Повторяй за мной: я тебя люблю.
– Ты меня любишь, – с честными глазами продолжаю издеваться. Сама не понимаю, почему до сих пор упрямлюсь. Почему так ни разу и не сказала ему то, что уже пару месяцев как прочно поселилось в голове и в сердце.
«Я тебя люблю» – так просто и одновременно так сложно. Особенно если ты не привык открыто говорить о своих чувствах.
– Ты невыносима, – вздыхает мой терпеливый муж.
– Да, но ты меня выносишь. Знаешь почему?
– Потому что люблю. Так сильно люблю, что временами чувствую себя одержимым тобой. И это точно не менее незаконно, чем похищение.
– А я тебя, Ярик…
– Что ты меня?
– Все!
Он снова начинает хохотать. Тихо. Соблазнительно. Понятливо.
Я его не заслуживаю. Такого благородного – не заслуживаю.
– У тебя какие-то серьезные проблемы с этими тремя словами, да, Птичка?
– Зато у меня все отлично с тремя другими.
– Дай угадаю? Я тебя хочу?
– Лучше. Поцелуй меня, Ярослав.
– Точно?
– Абсолютно…
– Уверена?
– Целуй уже! – рычу и сама подаюсь вперед, впиваясь в губы любимого мужа своими губами. Вкладывая в свой поцелуй всю жажду и желание, копившееся неделями без него. Прижимаюсь дерзко. На один короткий вдох…
А ровно в то мгновение, когда язык Яра оказывается у меня во рту, канаты терпения с треском рвутся на лоскуты. Мир вокруг, подернувшись дымкой, исчезает. Пропадает. Схлопывается! Остаются только губы и тела. Жадные, ненасытные, соскучившиеся друг по другу тела.
Яр сдергивает меня со стола. Подхватывает на руки. Уносит. Правда, недалеко. Прижимает спиной к ближайшей стене. Впечатывается своим сильным большим телом в мое хрупкое и дрожащее от возбуждения. Покрывает быстрыми поцелуями щеки и подбородок. Снова губы терзает. И так по кругу…
Нас накрывает безумие. Агония!
Одежда исчезает так стремительно, что мы оба не успеваем это в полной мере осознать. Футболки, штаны и нижнее белье разлетаются по всей гостиной. Разгоряченные, голые и нетерпеливые – тремся друг о друга. Кожа к коже.
О-бо-же-мой!
Цепляемся друг за друга, как за единственный шанс к спасению. До боли. До хрипоты.
Целуемся, целуемся и целуемся!
Яр шарит ладонями по моему телу. Откровенно трогает и ласкает. Его губы перемещаются на мою шею. Прокладывают дорожку и добираются до груди. Ремизов обхватывает губами сосок. Перекатывает языком. Дразня. Раззадоривая. Распаляя. Обхватывает острый пик зубами, чуть оттягивая, – в моем теле происходит атомный взрыв! В глазах темнеет.
Повторяет со вторым соском. Я задыхаюсь. С губ срывается протяжный стон. Я умру. Еще немного, и мое сердце разорвется! Цепляюсь за волосы Ярика. Нервы заворачиваются в бантики. Сильнее свожу бедра. Будто это поможет потушить пожар. Будто станет легче…
Как бы не так!
Желание стекает в одну болезненную точку внизу и тянет, тянет. А когда Яр двигает бедрами, прижимаясь головкой, я, не выдержав, шепчу сбивчиво:
– Пожалуйста… Ярик… пожалуйста…