Семья для чемпиона

– Почему ты так боишься сказать правду? Не понимаю, – поддразниваю, издеваясь. – Ну есть же. Признавайся. Хуже было бы…

– Ладно! – вскрикивает. – Ладно, есть! Он желтый! И чтобы ты знал – я не покупала эту ужасную силиконовую штуку неестественно огромных размеров! Эта Мартышка. Ее очередной «креативный», – изображает кавычки Птичка, краснея до кончиков ушей, – подарок мне на День всех влюбленных со словами: пусть хоть это тебя приласкает. Черт! Все. Призналась! Доволен? Эй! Хватит ржать, Яр! – бьет меня ладошками по груди, и сама закатываясь от смеха. Тогда как меня уже просто согнуло пополам и слезы хлынули из глаз. Теперь мне даже интересно, что там за размеры такие. Неестественно огромные.

– Ужас, – прячет лицо в ладонях, Ава. – Мне сты-ыдно.

Я притягиваю ее к себе. Обнимаю обеими руками. Чмокаю в макушку, продолжая посмеиваться:

– Зато теперь я знаю, к кому, если что, обращаться за креативным советом. Вряд ли можно было бы придумать лучший троллинг, чем это сделала Марта.

– Ты пошляк, Ремизов! Ты извратил всю игру. Почему все твои вопросы сводятся к сексу?

– Это твой вопрос следующего раунда?

– Нет! Это поощрительный приз униженным – право внеочередного вопроса.

– Как будто ты сама не догадываешься почему.

– Не догадываюсь. Чувствую, – стреляет глазами вниз, – твоя штука тоже огромная, и она опять стоит. Тяжело, наверное, жить с битой в штанах?

– Добро пожаловать в суровый мир мужчин.

Посмеиваемся, переглядываясь. Я крепче сжимаю свою Птичку в руках. Зацеловывая щечки, скулы, нос. Раз за разом чмокая в губы. Надышаться ею не могу. Наверное, это и есть «первый класс», «высший разряд». Когда молчать друг с другом так же приятно, как и сексом заниматься. Когда любишь не за что-то, а вопреки. Когда вам на двоих по паспорту почти семьдесят лет, а в душе едва стукнуло восемнадцать.

Целую Аву в губы, воруя ее вздох. Слышу:

– Правда или действие, чемпион?

– Интересно, а что, если я скажу: действие? Уже придумала, что заставишь меня делать, маленькая коварная Птичка?

– М-м, думаю, маленькая коварная Птичка могла бы заставить тебя… – замолкает резко. Прислушивается. Одна. Две. Три долгие секунды, и губки Авы складываются в букву «о». Она дергается в моих руках, вскакивая на ноги. За руку тянет и выпаливает возбужденно:

– Танцевать! Я обожаю эту песню. Потанцуй со мной, Яр.

– Э-э… – выдаю многозначительное. На ноги поднимаюсь чисто рефлекторно. Танцор из меня примерно такой же, как фигурист, – нелепый и посредственный. Скорее шею себе сверну, чем выдам своим деревянным хоккейным телом что-то изящное.

Птичку это, кажется, мало волнует. Она загорается вся и искрит, как бенгальский огонек. Громкость на установке прибавляет. Да простят нас соседи! Сильно прибавляет. В центр гостиной выскакивает. Причем в прямом смысле – резвой козочкой вприпрыжку.

Я прислушиваюсь к гнусавому голосу, льющемуся из колонок. Это вообще на русском?

– Что он поет? Я ни хрена не понимаю…

– Хватит бубнить. Иди сюда, – выводит меня за собой Ава.

Я поддаюсь. Встаю – руки в карманы треников. И… пипец. Чувство неловкости сковывает тело. Мышцы каменеют. Мне проще простоять всю ночь на голове, чем продержаться три минуты трека. Уже хочу сдаться, признав свое поражение. Но тут Птичка начинает… танцевать. Наверное. Хотя больше подошло бы слово – возбуждать. Все части тела, нервные окончания и рецепторы. И это самое невероятное, что я видел в своей жизни.

Меня перекрывает.

Ава отступает буквально на шаг и закрывает глаза. Мурлыча себе под нос слова, которые я до сих пор с трудом идентифицирую, начинает двигать бедрами. Так двигать, что я превращаюсь в овощ, способный только хлопать глазами и пускать слюни. Эта песня точно не предназначена для медляка. А вот для стриптиза – в самый, мать его, раз!

Резкие, отрывистые биты, торкающие и пробирающие до самого мозжечка. Игра теней от пламени свечей. И горячее, упругое, любимое тело, вырисовывающее своими плавными изгибами что-то восхитительное и не поддающееся определению.

Я тупею. Вот так. Одномоментно. Стою и слежу за ней как зачарованный, успев позабыть, что моя женушка в прошлом успешная фигуристка. А у тех плавность движений в крови.

Ава поднимает руки над головой и встает на носочки. Кружится. Переступает. Отдается мелодии едва ли не так же отчаянно, как отдавалась мне. Ее футболка едет вверх по бедрам, оголяя кружевные танга.

Я забываю, как дышать.

Когда эти самые танга выписывают в воздухе восьмерку и делают вираж в сантиметрах от моего паха – тяну руки, чтобы ее поймать. Ава отскакивает и смеется.

Я стискиваю челюсти. Провожаю попку Птички голодным взглядом. Она снова кружится на носочках. Такая гибкая. Плавная. Изящная. Издевается! Порхает, словно под ногами лед, а не паркет. Двигается в такт мелодии, соблазняя своим идеальным горячим телом. Как она это делает?! Как в ней одной, такой маленькой и хрупкой, уживаются роковая соблазнительница и невинная скромница?

Новый вираж попкой.

Я шумно выпускаю воздух сквозь сжатые зубы.