Семья для чемпиона

Поднимаюсь с постели и натягиваю спортивки. Прохожусь пятерней по волосам, приглаживая. Закидываю кровать покрывалом и выруливаю из спальни, держа курс на кухню. Чем ближе к месту назначения, тем активнее работает слюноотделение: такие ароматы бьют в нос, что желудок жалобно воет. Как голодная бездомная собака, скулит и хвостом радостно виляет. Сейчас его приласкают, напоят, накормят и, возможно, даже дадут «десерт».

Заворачиваю в гостиную, глаза моментально фиксируют взгляд на Птичке. Она все в той же своей-моей футболке. Светлые локоны собраны в небрежный пучок на голове. Босыми ступнями на холодном полу у плиты топчется. Деревянной лопаткой орудует. Бекон обжаривает. Из тостера румяные хлебцы выпрыгивают. Чайник, закипев, щелкает. Кофемашина жужжит – американо варит. Хозяйка дома – дом живет. Красота.

Прохожу и сгребаю жену в охапку. Она вздрагивает от неожиданности. Оглядывается через плечо. Улыбается нежно. Тянется и в губы чмокает: быстро, мимолетно. Мало. Еще хочу.

– Доброе утро, Птичка.

– Доброе, чемпион. Как спалось?

– Как младенцу. Давно встала?

– Сначала в восемь, – выкладывает ломтики из сковородки на тарелку Птичка, – набрала Мартышке, убедиться, что она Димку отправила в школу. Потом в девять – неожиданно вспомнила про работу, сумасшедшая! – хохочет. – Позвонила, взяла отгул…

– Другой вопрос: ты вообще спала?

– Да, – кивает, выключая конфорки. – С девяти до двух отключилась, – крутанувшись в моих руках, обнимает за шею, неторопливо перебирая пальчиками у меня на затылке. – Проснулась от того, что бока болят валяться. Решила завтраком или, в нашем случае, скорее, обедом заняться, – говорит буднично и улыбается по-прежнему. Но меня что-то царапает изнутри. То ли тревожность в ее взгляде. То ли дрогнувший голосок.

Я хмурюсь и решаю уточнить:

– Все хорошо?

– Да, – отвечает слишком поспешно. – Конечно.

– А если честно?

Понурив плечи, отводит взгляд. И это точно нехорошие сигналы!

Что опять началось?

– Ава, выкладывай, – добавляю в тон нотки стали.

– Да глупости, скорее всего, – отмахивается. – Просто накрутила себя. Включила «я-ж-мать» и пытаюсь сына на поводок посадить. Видимо.

– Очень интересно, родная, но ничего не понятно.

– Обычно мы с Димкой утром созваниваемся. Понимаешь? После второго урока у них большая перемена: или он мне набирает, или я ему. Сегодня тишина. Сама ему набрала. Он сбросил. Потом сообщение кинул, что на уроке и разговаривать некогда. Я попросила перезвонить, как выйдет из школы, – опять кинул эсэмэску и на мой звонок не ответил. Сумасшедшая, да? Трясусь над ним, как над грудничком. А ему уже четырнадцать, скоро и паспорт получать…

– Может, и правда занят?

– Вот я и пытаюсь себя в этом убедить.

– Не переживай. Сообщения кидает – значит, на связи. Он парень неглупый и ответственный. Все с ним хорошо.

– Да, знаю…

– У него сегодня до семи тренировка, напиши ему, что мы заберем. Давайте-ка уже заканчивать дурью маяться. Возвращайтесь домой. Мне тут без вас хреново.

– Кстати, об этом… – вздыхает и понижает голос до пугливого шепота Птичка. – Я хочу ему сегодня все рассказать. Про причинно-следственные связи и Гордея, – хмыкает нарочито бодро, но ее глаза врать не умеют – в них застыла легкая паника. – Думаю, сейчас самое время. Раз уж он вернулся в нашу жизнь, хоть и эфемерно, ребенку надо знать правду. Лучше ему расскажу все я. Чем какой-нибудь пост в соцсети.

– Логично. И сильно. Решиться на такое – сильно. Ты молодец.

– Н-да… и мне очень нужна твоя помощь, Яр. Одна боюсь. Не справлюсь.

– Не вопрос. Я рядом. И сегодня, и всегда.

Ава кивает:

– Спасибо, – льнет, прижимается, словно в поисках молчаливой поддержки. И я даю ей ее. Всю без остатка. Обнимаю так, чтобы она поняла: хоть звезды, хоть луну – все для нее. Без исключения. Распускаю ее нелепый пучок и прохожусь ладонью по волосам. Глажу. В макушку целую. А у самого в душе мясорубка. Покоя не дает вопрос, родившийся не день и не два назад. Давно. Еще в командировке. Тема, которая у нас каким-то образом ни разу не поднималась, хотя как по мне – очевидная и лишь дело времени.

Времени, которое пришло.

Решаюсь. Воздуха в легкие побольше набираю, как перед прыжком с парашютом – для смелости, и спрашиваю, стараясь сильно интонациями не напирать:

– Ава, у Димы в свидетельстве о рождении Гордей значится отцом?

Птичка вскидывает взгляд. Шарит глазами по моему лицу, будто в попытке убедиться, что я не шучу. А я, блин, не шучу! Для меня это и правда важно. Надеюсь, именно это она и считывает. Потому что растерянно выдает:

– Н-нет. Прочерк. А почему ты спрашиваешь?