Полонский небрежно делает взмах рукой, собираясь побольнее ущипнуть своего оппонента, но Итен ловко нокаутирует его следующей фразой:
– Хотите и вправду травмироваться? Если разрушите отношения со своей семьёй, у вас не будет защиты! Ваша карьера быстро закончится. Подумайте над этим.
Хоккеист обиженно засопел, но замолчал. А Американец расплылся в доброжелательной улыбке:
– Заканчиваем завтрак, и едем в магазин! Нам нужно вернуться до двух часов дня, ведь мне ещё нужно подготовить амулет для Максимилиана.
10
Гул Торгового Центра здорово утомил меня, и я плюхнулась на ближайшую лавочку, выкрашенную ядовито-жёлтой краской. Возле меня тут же материализовалась моя спутница, нагруженная фирменными пакетами, и я поморщилась – никогда не понимала женщин, которые часами могут ходить по магазинам и скупать разнообразные тряпки.
Ангелина упёрла руки в бока и в задумчивости почесала подбородок, откинув тёмную прядь с лица:
– Устала? Но мы так мало ещё купили!
– Вполне достаточно.
Я отмахиваюсь от неё, как от назойливой мухи. Мы уже купили комплект красного кружевного белья, красные туфли и сумочку.
– Я всё это могу носить постоянно, особенно бельё. А Итен говорил о том, что ежедневно в моём гардеробе должно быть красное. Так и будет.
Тут на крейсерской скорости к нам подлетает художник. Его глаза лихорадочно блестят, а на щеках появился несвойственный ему пунцовый румянец.
– Дорогая, там продаются потрясающие масляные краски. Давай купим! У меня нет таких цветов! Ими я смогу написать шикарный амулет для твоего несносного брата.
Хмыкаю. Вот оно как. Деньги в семье хранятся у бесшабашной и вспыльчивой девушки, а американец весьма ловко их зарабатывает. Молодец! Наверное, художник и не знает, сколько стоят продукты в магазине, и сколько денег тратиться на оплату коммунальных платежей. Ведь он – как большой ребёнок. Хорошо хоть, деньги приносит. Мне же удалось лишь узнать пин-код карточки, которую выдал мне хоккеист для похода по магазинам.
– Хорошо, пойдем, посмотрим.
Ангелина кивает, и оставляет меня в покое. Я начинаю оглядываться по сторонам. Интересно, где бродит хоккеист с моим сыном? Когда мы доехали до Торгового Центра, Никитка уснул, и Полонский отправился гулять с коляской, шепнув мне на ухо пин-код от карточки.
Может, стоит ему позвонить? Вполне возможно, что мальчик уже проснулся и сейчас хочет кушать?
– Алло?
– Как там Никитка?
– Нормально, мы на фуд корте с ним, на последнем этаже. Сидим, пиво пьём, гамбургеры едим. Ему нравится!
Я отключаю телефон. Господи, как я могла доверить этому безответственному мужчине своего ребёнка! Какие гамбургеры? У мальчика всего два зуба, которыми он ничего толком не сможет разжевать. А если он подавится? Сможет ли Максим Дмитриевич мгновенно среагировать, и оказать первую помощь? А Пиво? Неужели он дал грудничку попробовать спиртное?
Трясясь от ужаса, я поднимаюсь на эскалаторе на верхний этаж и в панике озираюсь вокруг. Меня всю колотит от картин, которые моё воображение уже нарисовало в мозгу.
Чёрт возьми, как мне найти в этом людском море Полонского?
Тут вдалеке я вижу серо-голубую коляску, принадлежащую Никите. Расталкивая людей локтями, я пробираюсь к нужному столику, где действительно сидит хоккеист с моим сыном. Никита проснулся, и совершенно спокойно сидит на руках у почти незнакомого мужчины.
– Вы с ума сошли?
– О, наша мама пришла, молочка принесла!
Мужчина иронично выгибает левую бровь, а я выхватываю у него ребёнка, который тотчас заходится в плаче.
– Ну вот, прилетела, ребёнка напугала. Что случилось-то?
– Я была идиоткой!
– О, самокритично, но истинная правда! Наконец-то ты прозрела, Маргарита. Рад, очень рад. Наконец-то смогу поговорить с нормальным человеком.
Спортсмен расплывается в идиотской улыбке, а я, не мигая, смотрю на него, мечтая огреть его чем-то тяжёлым по его пустой голове. Как же он меня бесит!
– Я была идиоткой, когда доверила вам ребёнка! Как можно было напоить его пивом?
– Ты идиотка, потому что в это поверила! Это шутка, сядь и успокойся. Хочешь, мы с Никитой дыхнём?
– А почему у него лицо грязное, в чём-то белом? Ты что, кормил его гамбургером?
– Я похож на ненормального?
Полонский разводит руками и аккуратно убирает грязь в уголке ротика ребёнка, салфеткой. Очень бережно, аккуратно, как настоящий отец.
– Он проснулся, захотел кушать. Мы поднялись сюда, я купил ему детский творожок. Он слопал с удовольствием. Вот, смотри, пустой стаканчик. Там написано с восьми месяцев, я даже срок годности проверил.
На дрожащих ногах я обваливаюсь на свободный пластиковый стул, и закрываю лицо ладонями. А мужчина, оказывается, заботливый отец – накормил чужого голодного ребёнка, очень ответственно подошёл к этому, не стал тревожить меня и отрывать от покупок. Лизавета совершенно несправедливо лишила его сына.
– Господи, как мне надоели твои подколы…
Максим Дмитриевич проводит рукой по моему плечу, и бархатистым голосом говорит: