Семья Тибо.Том 1

— Как вы собираетесь провести утро? — спросил он, восхищённый её элегантностью; к ней так шёл светлый полотняный костюм и шляпка, украшенная цветами.

— Утро? Да ведь уже второй час. А я ещё и не завтракала.

— И я тоже. — Он тут же решился: — Давайте позавтракаем вместе. Ну, пожалуйста! Согласны?

Она улыбалась, покорённая выражением его лица — лица ненасытного мальчишки, не умеющего скрывать свои желания.

— Скажите «да»!

— Ну хорошо, да!

— Уф! — произнёс он, облегчённо вздохнув.

Она проговорила, отпирая дверь своей квартиры:

— Мне надо только предупредить служанку и отпустить её домой.

Он ненадолго остался один у двери в прихожую. И вновь перечувствовал всё то, что было с ним нынче утром, когда она вдруг потянулась к нему. «Как она меня поцеловала!» — вспомнил он, и такое волнение охватило его, что он опёрся рукой о стену.

Рашель уже вернулась.

— Идёмте, — сказала она и добавила: — Ужасно хочется есть! — На лице её мелькнула чувственная улыбка, словно она предвкушала наслаждение.

Он спросил принуждённым тоном:

— А не лучше ли вам выйти одной? Я догоню вас на улице.

Она обернулась со смехом:

— Выйти одной? Я совершенно вольна в своих действиях и никогда ни от кого не прячусь!

Они вышли на улицу Риволи. Антуан снова отметил, как ритмична и легка её походка, — так и казалось, будто она танцует, стоило ей только двинуться с места.

— Куда же мы идём? — спросил он.

— А что, если зайти попросту вот сюда? Ведь уже так поздно! — И кончиком зонта она указала на ресторанчик на углу, посещаемый здешними жителями.

Они поднялись на антресоли — там не было ни души. Столики стояли рядами вдоль верхних полукружий окон, выходивших на сводчатую галерею, стекла начинались на уровне пола, и в низеньком зале царило необычное освещение. Здесь было прохладно и всегда чуть сумрачно. Они уселись друг против друга, переглядываясь, как дети, затеявшие забавную игру.

— А ведь я не знаю даже вашей фамилии, — вдруг сказал он.

— Рашель Гепферт. Двадцати шести лет. Подбородок овальный. Нос средний…

— И все зубы целы?

— Сами сейчас увидите, — воскликнула она, нетерпеливо подвигая к себе блюдо с колбасой.

— Смотрите, она, должно быть, с чесноком.

— Подумаешь, — возразила она. — Обожаю всё простецкое.

Гепферт… И когда Антуан подумал, что она, пожалуй, еврейка, в нём сразу восстало то немногое, что ещё сохранилось от воспитания, но ровно настолько, чтобы придать всему приключению пикантную остроту, позволить себе насладиться свободой и необычностью своего выбора.

— Отец у меня был еврей, — объявила она без всякой бравады, как будто отгадав мысль молодого человека.

Официантка с нарукавниками, как у молочницы, подала карточку.

— Mixed grill?[41] — предложил Антуан.

Лицо Рашели осветилось очень странной улыбкой, которую она, как видно, не смогла сдержать.

— Отчего вы смеётесь? Ведь это так вкусно. И чего тут только нет. Всё пережарено вместе, почки, бекон, сосиски, котлеты…

— И вдобавок кресс-салат и яблочное суфле, — вставила официантка.

— Знаю, полакомлюсь с удовольствием, — сказала Рашель, и отблески весёлого смеха, который она старалась подавить, казалось, всё ещё сверкают в её загадочных глазах.

— А пить будете?

— Буду — пиво.

— Я тоже. И похолоднее.

Она с хрустом жевала листочки маленького сырого артишока, а он не сводил с неё глаз.

— Обожаю приправу с уксусом, — сказала она.

— Я тоже.

Ему так хотелось, чтобы их вкусы сходились во всём. Приходилось сдерживать себя, чтобы не перебивать её на каждом слове, не восклицать: «Совсем как я!» Всё, что она говорила, всё, что делала, совпадало с тем, чего он от неё ждал. И одевалась она так, как, по его представлению, должна одеваться избранная им женщина. На ней было старинное ожерелье из янтаря, и крупные бусины, удлинённые, прозрачные, напоминали какие-то плоды — не то огромные ягоды винограда из Малаги, не то сливы, налившиеся на солнце. А под янтарём её молочно-белая кожа лучилась так, что у него кружилась голова. Антуану казалось, что возле неё он похож на изголодавшегося, которому никогда не насытиться. «Как она меня поцеловала!..» — снова подумал он, и сердце его заколотилось. И вот она здесь, напротив него, точно такая же… Она улыбалась!

На стол поставили две кружки пенистого пива. Обоим не терпелось его попробовать. Антуану приятно было сделать первый глоток одновременно с Рашелью, не сводя с неё глаз; терпкая пенистая влага смочила ему язык, стала тёплой в то самое мгновение, когда тот же ледяной напиток холодил язык Рашели, и он испытал такое ощущение, будто губы их снова слились. У него потемнело в глазах, но тут до его сознания дошёл её голос:

— …и женщины помыкают им, как лакеем, — говорила она.

Он взял себя в руки.

— А что за женщины?

— Да мать его и служанка. (Он понял, что Рашель говорит о семье Шаль.) Старуха называет сына не иначе, как Болван!

— Согласитесь, кличка к нему подходит.

— Не успеет прийти домой, как она уже начинает его пилить. По утрам он чистит им обувь на лестнице, даже девчушке ботинки чистит.