Семья Тибо.Том 1

Его радостное возбуждение было чуждо тем настроениям, которые нахлынули на Жака после безмятежно проведённого дня, особенно сейчас, когда приближался час встречи, мысль о которой пробуждала в нём какое-то неопределённое душевное волнение, временами очень похожее на надежду. Он шагал рядом с Антуаном и был недоволен им, что-то подозревал; сегодня он чувствовал какое-то предубеждение против брата; он ничем не проявлял этого, но всё же замкнулся в себе, о чём-то умалчивал, хотя между ними как будто шёл обычный дружеский разговор. На самом же деле они перекидывались словами, фразами, улыбками, как два противника, которые бросают лопатами землю, возводя между собою высокую преграду. И тот и другой отдавали себе ясный отчёт в этом манёвре. У братьев выработалась такая взаимная чуткость, что они уже не могли скрывать друг от друга ничего важного. Одна лишь интонация Антуана, восхваляющего аромат липы, которая расцвела в этом году с опозданием, — втайне этот аромат напоминал ему благоухание волос Рашели, — ничего как будто и не говорила Жаку, однако была для него не менее многозначительной, чем был бы долгий доверительный разговор. И он ничуть не был удивлён, когда Антуан как одержимый схватил его за руку, потянул его за собой, ускорив шаги, и стал рассказывать о своём необычайном ночном бдении, обо всём, что произошло потом, — тон Антуана, его смех, мужская самоуверенность, несколько вольных подробностей — всё это шло вразрез с обычной сдержанностью старшего брата и вызвало в Жаке незнакомое ему до сих пор чувство неловкости. Он сдерживал себя, вежлива улыбался, одобрительно кивал головой. Но внутренне он мучился. Он сердился на брата, считая его виновником своих мук, и не прощал Антуану, что тот сам вынуждает его относиться к нему неодобрительно. Он всё яснее видел, в каком дурмане брат живёт вот уже более полусуток, и в его душе нарастало какое-то горделивое сопротивление, всё сильнее, казалось ему, становится жажда нравственной чистоты. А когда Антуан, рассказав о том, что было после полудня, счёл позволительным произнести выражение «день любви», Жак так вознегодовал, что даже не мог сдержаться и с возмущением воскликнул:

— Ну нет, Антуан! Любовь ничего общего с этим не имеет!

Антуан усмехнулся не без самодовольства, но всё же был поражён и умолк.

Фонтаненам принадлежал старинный особняк, стоявший в самом конце парка, на опушке леса, близ бывшей крепостной стены; он достался г‑же де Фонтанен в наследство от матери. Дорожка, обсаженная акациями, — по ней ходили так мало, что она вечно зарастала высоким бурьяном, — вела от аллеи к калитке, проделанной в садовой ограде.

Уже смеркалось, когда братья подошли к входу. Звякнул колокольчик, и за стеной, у самого дома, почти все окна которого были освещены, залаяла Блоха, собачка Женни. После обеда обычно все собирались на террасе, затенённой двумя платанами и нависавшей над старым рвом. Братьям пришлось обойти чей-то автомобиль, тёмной громадой стоявший на дорожке.

— У них гости, — шепнул Жак, вдруг с досадой подумав, что пришёл он напрасно.

Но г‑жа де Фонтанен уже спешила им навстречу.

— А я догадалась, что это вы! — воскликнула она, как только разглядела их лица. Она была оживлённа, шла торопливо, мелкими шажками, ещё издали протягивая им руку с приветливой улыбкой. — Как мы обрадовались, когда получили нынче утром телеграмму Даниэля! — Жак сохранил невозмутимость. — А я ведь знала

, что вас примут, — продолжала она, многозначительно глядя на Жака. — Что-то мне подсказывало ещё тогда, в то июньское воскресенье, когда вы вместе с Даниэлем зашли к нам. Милый Даниэль! Он, вероятно, так доволен, так горд! И Женни тоже была очень довольна!

— А разве Даниэля нет сегодня? — спросил Антуан.

Они подошли к тому месту, где в круг были расставлены кресла. Там вёлся оживлённый разговор. Жак сейчас же выделил голос, звучавший как-то особенно, голос вибрирующий и в то же время глуховатый, — голос Женни. Она сидела рядом со своей кузиной Николь и каким-то человеком лет сорока, к которому Антуан сейчас же подошёл с явным удивлением: оказалось, это молодой хирург, с которым они вместе работали в Неккеровской больнице{59}. Врачи обменялись дружественным рукопожатием.

— Вы, оказывается, уже знакомы? — восторженно воскликнула г‑жа де Фонтанен. — Антуан и Жак Тибо большие друзья Даниэля, — объяснила она доктору Эке. — Позвольте открыть им вашу тайну. — И, повернувшись к Антуану, сказала: — Милая Николь разрешит мне объявить о её помолвке, не правда ли, душечка? Пока это ещё не официально, но вы сами видите: Николь привела жениха к тётке, и стоит на них взглянуть, как вы сразу отгадаете их секрет.

Женни не пошла навстречу братьям; подождала, пока они не подойдут к ней сами, и только тогда поднялась; она холодно пожала им руки. Ещё никто не сел, когда она сказала кузине:

— Нико, душечка, пойдём, я покажу тебе своих голубей. У меня восемь птенцов, и они…

— …они ещё сосут? — вставил Жак нарочито развязным тоном. Шутка получилась грубой и неуместной; он сейчас же это почувствовал и стиснул зубы.