Семья Тибо. Том 2

Жак, сидевший против света, издали наблюдал за Жоресом. «Слушает ли он когда-нибудь то, что говорят другие?» — подумал он. Этот вопрос Жак несколько раз задавал себе при виде Жореса. Когда патрон случайно замолкал и молча пережёвывал пищу, он, казалось, внимал только аккордам какой-то внутренней музыки. Внезапно Жак увидел, как Жорес поднял голову, выпятил грудь, быстро провёл салфеткой по губам и заговорил. Его глубоко посаженные глаза то вспыхивали, то угасали с необычайной быстротой. Окаймлённый бородою широко раскрытый рот, с опущенными углами, напоминал раструб громкоговорителя или чёрную дыру на античных трагических масках. Казалось, он не обращался ни к кому из сидевших за столом, а думал вслух и направлял свою речь против кого-то отсутствующего, как человек, для которого мысль и борьба мнений тесно связаны между собой и ум которого находит себе пищу только в споре. Нельзя было различить отдельных слов, ибо Жорес говорил тихо, — по крайней мере, настолько тихо, насколько позволял ему его голос оратора, звучный, как барабан; но Жак прекрасно различал среди гула, стоявшего в зале, особенный тембр этого голоса: своего рода жужжание, приглушённую вибрацию, подобную звукам, доносящимся к зрителям из оркестра, — она сопровождала в качестве аккомпанемента певучее парение фраз. Эти знакомые звуки вызывали у Жака тысячи воспоминаний о митинговой лихорадке, о словесных сражениях, овациях обезумевшей от восторга толпы… Увлечённый своей импровизацией, Жорес отставил наполовину ещё полную тарелку и наклонился вперёд, словно буйвол, готовый к нападению. Отмечая ритмическое движение фраз, его руки, сжатые в кулаки, поднимались и вновь опускались на край стола без усилия, но с размеренным звуком молота, забивающего сваю. И когда Жак, заторопившись ввиду позднего часа, вышел из зала, Жорес всё ещё говорил, отбивая такт кулаками по мрамору столика.

Образ Жореса, представший перед глазами Жака, вернул ему бодрость духа, и он всё ещё ощущал это благотворное влияние, когда подходил к воротам клиники на бульваре Бино.

«Клиника Бертрана». Это здесь…

Было уже совсем темно. Жак прошёл через сад, не замедляя шага, но не смея взглянуть на фасад здания.

Старая привратница сообщила ему дрожащим голосом, что бедный больной ещё жив и что сын его приехал в середине дня. Жак попросил старушку вызвать к нему Даниэля. Но она не могла отлучиться из привратницкой, где в этот поздний час никого больше не было.

— Дежурная сиделка сообщит ему о вашем приходе, — сказала привратница. — Можете подняться прямо на третий этаж.

После короткого размышления Жаку пришлось решиться на этот шаг.

На площадке второго этажа — ни души; длинный белый коридор, слабо освещённый, безмолвный. На третьем этаже — опять тишина, такой же коридор, полный неясных отблесков, бесконечный и пустынный. Нужно было отыскать сиделку. Жак подождал несколько минут, а затем двинулся по коридору. Он уже больше не испытывал тревоги, напротив — скорее некоторое любопытство, которое толкало его на риск.

Он не заметил сидящей фигурки, скрытой в оконной нише. Когда он подошёл ближе, она обернулась и быстро встала. Это была Женни.

Ожидал ли он этой встречи? «Начинается… — подумал он, не испытывая удивления. И тотчас же мысленно добавил: — Она сегодня без шляпы… Совсем как прежде…»

Инстинктивным движением девушка подняла руку, чтобы поправить волосы, зная, что они в беспорядке. Её доверчиво открытый лоб создавал впечатление душевной чистоты и даже кротости.

Несколько мгновений они оба с бьющимся сердцем стояли друг против друга. Наконец Жак произнёс грубым от волнения голосом:

— Прошу меня извинить… Привратница мне сказала…

Он был поражён её бледностью, видом побелевших губ и заострившегося носа. Она устремила на него напряжённый, ничего не выражающий взгляд, где можно было прочесть одно лишь желание — не ослабеть, не отвести глаз.

— Я пришёл справиться о здоровье… — Женни выразительным жестом дала понять, что не оставалось больше никакой надежды. — … и повидать Даниэля, — добавил Жак.

Она сделала над собой усилие, точно пытаясь проглотить лекарство, пробормотала несколько невнятных слов и быстро направилась к маленькой приёмной. Жак пошёл за ней, но сделал всего несколько шагов, а затем остановился посреди коридора. Женни открыла дверь. Жак думал, что она вызовет Даниэля. Но она держала дверь широко открытой и, стоя вполоборота к нему, с опущенными глазами и суровым выражением лица, не двигалась с места.

— Мне бы не хотелось… беспокоить… — пробормотал Жак, сделав шаг вперёд.

Женни ничего не ответила, не подняла глаз. Она как будто ждала, сдерживая раздражение, чтобы он вошёл в комнату. И как только он переступил порог, она захлопнула за ним дверь.

На диване в глубине комнаты сидела г‑жа де Фонтанен рядом с молодым человеком в военной форме. На полу лежала каска, портупея, сабля.

— Это ты!