Семья Зитаров. Том 1

— Не знаю… Разнесу по квартирам, соберу новое для стирки. Заодно придется зайти к Галдыням, проведать, как они живут. Может, заночую у них.

— Вот как, — лицо Эрнеста вытянулось. И вдруг, сознавая, что план рушится и давно ожидаемый удобный случай ускользает, он почувствовал прилив необычайной смелости. Это походило на хмель, на самозабвение, прыжок наудачу в неизвестность.

— Ты обязательно сегодня должна сдать белье? — спросил он, опустив глаза, и краска залила его лицо.

— Будут ждать. Может, кое-кому и сменить нечем.

— А если ты отнесешь завтра?

— Зачем же задерживать белье, если у меня все готово? Да и деньги нужны.

Эрнест улыбнулся.

— Если из-за этого, то тебе вовсе незачем идти. Я только что продал старую лодку. Вот, — он вынул из кармана пачку денег и показал Вилме. — Тут все, что я получил. Двадцать четыре рубля.

— Двадцать четыре, рубля, — повторила Вилма в раздумье.

— Но мне эти деньги не нужны, — продолжал Эрнест. Посмотрев горящими глазами на Вилму, он добавил: — Если б ты сегодня вечером осталась дома, то… то я бы отдал тебе их.

Так, теперь все сказано. Если у нее есть голова на плечах, она должна понять. Чтобы помочь ей скорее прийти к решению, Эрнест хлопнул пачкой об стол, разбросав кредитки, — так нагляднее.

— Если ты согласна, бери их и делай с ними что хочешь.

— Но, Эрнест… — смущенно шептала Вилма. — Как же так? Как же я… За что ты мне…

Он молчал, опустив глаза.

— Эрнест, я ничего не пойму, — продолжала Вилма. — О чем ты думаешь?

Он не отвечал.

— Ты мне их даришь? Но я не могу так… даром принять такие деньги…

— Не ходи в имение и позволь мне остаться у тебя, вот и все… — хрипло выдавил Эрнест. — Да, вот и все. Тогда не будет даром. Если ты можешь брать у других, почему не можешь принять от меня? Чем я хуже других? Или они тебе дороже платят?

Он совсем и не предполагал высказаться так резко. Но ему казалось, что Вилма умышленно водит его за нос. Он обозлился, и вот как все получилось. Что поделаешь, если человек не привык к интеллигентному разговору!

Все это кончилось очень печально для Эрнеста. Если б он сумел более тонко выразить свои мысли и немного дипломатичнее подойти к вопросу, результат мог бы быть совсем другим, потому что двадцать четыре рубля, особенно для такой легкомысленной женщины, как Вилма, все-таки являлись большим соблазном. И зачем ему надо было приплетать сюда других?

— Чучело! Молокосос! — закричала Вилма в запальчивости. — Вон! Уходи с моих глаз, свинья ты этакая!

Эрнест вспылил:

— Разве я говорил неправду? Все знают, что ты делаешь. С чужими ты можешь, а когда свой человек…

— Вон, вон! Я позову на помощь! Какое ты имеешь право судить о моей жизни, поросячий хвост? Ну, чего топчешься? Забирай свои деньги, и чтоб духу твоего не было!

— А я не уйду, — упорствовал Эрнест. — Небось, прапорщика ты бы так не выгнала.

— Тебе дела до них нет. Они люди, а ты скотина.

Спокойным голосом, в котором простодушное удивление сочеталось с наивной надеждой, Эрнест задал Вилме вопрос, заставивший ее густо покраснеть. В тот же миг раздался громкий звук пощечины.

— А, так ты драться? — угрожающе заревел он, намереваясь показать ей силу своих кулаков.

Вилма схватила висевшую на стене сечку и замахнулась ею. Рот Эрнеста искривила недобрая усмешка. Громко засопев, он взял деньги, затем, остановившись в дверях, оглянулся и угрожающе пообещал:

— Попомнишь ты меня!..

— Я пойду к твоему отцу и расскажу, каков ты есть! — крикнула Вилма.

— Попробуй только! А этого не хочешь? — и Эрнест погрозил ей кулаком.

Возвращаясь домой, он всю дорогу ругался. «Шальная. Хвастунья. Еще бог знает что о себе воображает… Ну ничего, я ей… Так это не пройдет. Вертихвостка! Эх, подраться бы теперь с кем-нибудь!»

Во дворе его ожидал отец. За всеми переживаниями и волнениями Эрнест совсем забыл о проделке с лодкой, поэтому резкий тон отца в первый момент даже удивил его.

— Ну-ка расскажи, молодой человек, как ты продал лодку? Сколько получил и где деньги? Кто тебе вообще разрешил продавать ее?

— Лодку? — Эрнест, придя в себя, засмеялся. Смех получился неестественным, потому что в груди еще бушевала злоба. — Но ведь ты сам сказал, чтобы я искал покупателя. А когда я его нашел, так опять плохо. Неизвестно, как и угодить. Хотят продать, а когда продали — орут.

— Орут? — проворчал капитан, не зная, продолжать ли сердиться: в известной мере Эрнест прав. — Но почему ты не посоветовался со мной? Сделал все тайком, да еще меня посмешищем выставил.

— Откуда я мог знать, что ты тоже ищешь покупателя?

— Где деньги? — допрашивал капитан.

— Вот они, считай, — Эрнест протянул отцу кредитки. — Не взял ни копейки. Вы все только и знаете, кричите на меня. Что я, собака, что ли? Работаешь, словно лошадь, днем и ночью, а как только что случись, сразу: «Эрнест, Эрнест!»

— Что ты мелешь, кто на тебя кричит? — заговорил отец, заметно смягчаясь.

Эрнест, войдя в роль невинно оскорбленного, уже не мог остановиться и с упрямым видом, весь ощетинившись, стал подниматься к себе наверх. В итоге получилось, что обиженным оказался он. Он — бескорыстный труженик, все преследуют его.