— А веруешь ли, — продолжал он меня спрашивать, — что Господь, как прежде исцелял мгновенно и одним словом Своим или прикосновением Своим все недуги, бывшие на людях, так и ныне также легко и мгновенно может по-прежнему исцелять требующих помощи одним же словом Своим, и что ходатайство к нему Божией Матери за нас всемогуще, и что по сему ходатайству Господь Иисус Христос и ныне также мгновенно и одним словом может исцелить вас?
Я отвечал, что истинно всему этому всею душою моей и сердцем моим верую, и, если бы не веровал, то не велел бы везти себя к нему.
— А если вы веруете, — заключил он, — то вы здоровы уже!
— Как здоров? — спросил я. — Когда люди мои и вы держите меня на руках.
— Нет! — сказал он мне. — Вы совершенно всем телом вашим теперь уже здравы вконец!
И он приказал державшим меня на руках своих людям моим отойти от меня, а сам, взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги мои, сказал мне:
— Крепче стойте, тверже утверждайтесь ногами на земле… вот так! Не робейте — вы совершенно здравы теперь!
И потом прибавил, радостно смотря на меня:
— Вот, видите ли, как хорошо теперь стоите?
…И, довольно потом еще побеседовав со мною, отпустил меня на гостиницу совершенно здоровым.
Итак, люди мои пошли одни из леса из ближней пустыньки до монастыря, благодаря Бога и дивные милости Его ко мне, явленные в собственных глазах их, а я сам один сел с гостиником отцом Гурием, твердо без поддержки людской сидя в экипаже, возвратился в гостиницу Саровской пустыни. А так как многие богомольцы были со мною при исцелении моем, то прежде меня возвратились в монастырь, всем возвещая о великом чуде этом.
Лишь только приехал я, игумен Нифонт и казначей иеромонах Исайя с 24 старцами иеромонахами саровскими встретили меня на крыльце гостиницы, поздравляя меня с милостию Божиею, через великого старца Серафима мне во дни их дарованную. И сим благодатным здоровьем пользовался я восемь месяцев настолько, что никогда подобного сему здоровья и силы не чувствовал в себе до тех пор во всю мою жизнь»{445}
.Исцеление лица из дворянского сословия, если оно было, событие большое в жизни обители, и его должны были зафиксировать в бумагах монастыря, но никаких свидетельств нет. Что удивительно — гостиник Гурий, это впоследствии иеромонах Георгий (Вырапаев), автор второго жизнеописания преподобного Серафима, но в его «Сказании» нет ни слова о таком заметном событии в жизни монастыря, да и самого молодого послушника.
О своем здоровье Мотовилов проговаривается в «Записках», описывая свой арест в 1833 году: «Мне теперь пятьдесят два года (в 1861 году. —
Многие заболевания действительно возникают на подсознательном уровне психики человека. Излечение слепоты, глухоты, немоты, обездвиживания зачастую лечились старцами. Если человек, такой как Мотовилов, действительно обездвижен и жаждет скорейшего исцеления, и вспоминает о старце Серафиме — вот кто исцелит! Срочно надо ехать! И ожидаемое исцеление происходит. Обычно это происходит сразу после общения со старцем — вот он спаситель! А в нашем случае все как-то натянуто, размыто и нелогично. Три дня беседовал Мотовилов со старцем, и старец не спросил его, носимого на руках пятью мужиками, об исцелении, и сам болящий, не помня, зачем приехал, засомневался… Тогда исцеления ждать не приходится… Но не в нашем случае.
После исцеления Мотовилов (по его словам): «Часто в течение сего времени и подолгу бывал я в Сарове и неоднократно беседовал с сим великим старцем Серафимом и в одну из бесед его в конце ноября 1831 года имел счастие видеть его светлее солнца в благодатном состоянии наития Святого Духа Божия». Это событие известно сегодня как «Беседа преподобного Серафима с Н. А. Мотовиловым о цели христианской жизни», впервые опубликованная Сергеем Нилусом в газете «Московские новости» от 19 мая 1903 года. Большой интерес представляет «Послесловие» этой публикации: «Глубину значения этого акта торжества Православия не моему перу стать выяснять и подчеркивать, да он и не требует свидетельства о себе, ибо сам о себе свидетельствует с такой несокрушимой силой, что его значения не умалить суесловиям мира сего.
Но если бы кто мог видеть, в каком виде достались мне бумаги Мотовилова, хранившие в своих тайниках это драгоценное свидетельство Богоугодного жития святого Старца! Пыль, галочьи и голубиные перья, птичий помет, обрывки совсем неинтересных счетов, бухгалтерские, сельскохозяйственные выписки, копии с прошений, письма сторонних лиц — всё в одной куче, вперемешку одно с другим, и всего весу 4 пуда 25 фунтов. Все бумаги ветхие, исписанные беглым и до такой степени неразборчивым почерком, что я просто в ужас пришел: где тут разобраться?!