Сердца не покоряют силой

Неудивительно, что Эртан, получив от брата очередное письмо, ощутимо нахмурился. На шести мелко исписанных страницах Рассэл красноречиво убеждал его, что отменять и пересматривать ультиматумы – крайне невыгодная для Мариана идея, ведь тогда им придётся навсегда проститься со своими загорскими территориями, завоёванными Ньоном сотню лет назад.

Чьи очаровательные ушки торчат из этих аргументов, Эртан понял сразу, как и то, что брат пропал с концами и сам из этого болота не выкарабкается.

– Придётся ехать, – со вздохом резюмировал правитель.

Когда он решил уведомить о своём отъезде жену, то нашёл её не сразу – сложно было догадаться, что она на кухне допрашивает женскую часть прислуги. Во всяком случае, это выглядело именно как допрос: женщины переглядывались и переминались с ноги на ногу, а Рэми, облокотившись на невысокий шкафчик, что-то увлечённо записывала в пухлую тетрадь с кучей закладок и вложенных листочков разного вида.

Дело в том, что, пока Бетис был занят своей пшеницей, принцесса решила развить бурную деятельность в направлении другого своего увлечения – защиты прав женщин. Следует отметить, что и должность  вице-президента Международной конфедерации по защите этих самых прав ей дали не за красивые глаза. В своей стране Рэми с четырнадцати лет начала со всем присущим ей пылом бороться с домашним насилием, и даже достигла некоторых ощутимых успехов в этой борьбе, что и было по достоинству оценено международным комитетом.

Завидев Эртана, она с некоторой завистью и досадой воскликнула:

– Как хорошо у вас женщинам живётся!

Досада относилась к тому, что у неё в Ниии с этим делом всё было гораздо хуже, во всяком случае, так ей показалось на первый взгляд. Рэми ещё не была искусна в сборе статистических данных, поэтому, опросив соседок, некоторых знакомых горожанок и немногочисленную прислугу А-Ларресов, сделала поспешный вывод, что женщины в Мариане абсолютно свободны и вполне уравнены в правах с мужчинами.

Эртан, который знал об истинном положении дел гораздо больше, смутился, нахмурился, заглянул ей через плечо в записи и сухо отметил:

– Далеко не всем, – и властным жестом отпустил прислугу.

– О! – удивлённо повернулась к нему за разъяснениями Рэми и заметно смутилась, обнаружив его слишком близко.

Как ни в чём ни бывало, Эртан непринуждённым жестом приобнял её за талию и спросил:

– Позволишь? – трогая пальцем её тетрадь.

Она машинально кивнула, и он принялся с любопытством вчитываться в результаты её сегодняшних исследований.

Замерев, Рэми пыталась внутри себя понять, как относиться к его руке на её талии. С одной стороны, это было в высшей степени фривольно! Да ещё в марианском бескорсетном платье – она слишком отчётливо чувствовала его прикосновение!

С другой, этот дерзкий жест казался совершенно машинальным и небрежным – ни взглядом, ни голосом Эртан никак не продемонстрировал, что заинтересован в этом прикосновении, и его рука лежала спокойно и неподвижно, не делая попыток прижать её покрепче или отправиться в путешествие по её телу.

Исподтишка Рэми испытующим взором взглянула в его лицо: он выглядел совершенно поглощённым чтением.

Взвесив все за и против, она пришла к выводу, что это машинальный неосознанный им жест, который совсем ничего не значит, и ей не стоит на этот счёт переживать.

«В конце концов, это же Эрт!» – фыркнул её внутренний голос, напоминая, что Эрту можно доверять, он точно ничего неподобающего не вытворит.

– Хм, – между тем дочитал он, – никогда раньше не думал, что отец настолько хорош в этом вопросе.

Они встретились взглядами.

Он по-прежнему выглядел более чем невозмутимым, поэтому Рэми лишь сделала вопросительное движение бровями.

– Женщины Ан-Насо и Лара, – пояснил он, проводя пальцем по колонке имён в её записях. – Их судьбами занимался отец, а теперь – мы с Аркастом. Честно сказать, я никогда не задумывался об этом нарочно, просто продолжал политику отца, – пожевав губы, признался он. – Но ты права, это важно.

Рэми, со всей очевидностью, было так приятно, что он признал важность волнующего её вопроса, что она от благодарности прижалась к  нему поближе. Впрочем, тут же осознав этот жест, она отпрянула, краснея; он отпустил без каких-либо видимых сожалений, правда, посмотрев с укором и отметив:

– Вовсе необязательно было так отскакивать, Рэми. – И сухо добавил: – Я прекрасно помню, что нежеланен, и точно не расценю твоё поведение как поощрение, – с этими словами он вернулся к изучению её тетради, с большим любопытством перевернув лист с бархатистой зелёной закладкой и вчитываясь в более старые записи.

Рэми отчего-то стало мучительно стыдно; она часто заморгала ресницам и прижала кулачок ко рту.

– Ты очень хороший, правда! – горячо возразила она в пику затаённой горечи, послышавшейся ей в его словах. – Замечательный, заботливый, добрый…

Оторвавшись от тетради, он с насмешливым любопытством понаблюдал за её потугами расписать, какой он хороший, и, вдруг рассмеявшись, перебил:

– Ещё скажи, что любишь меня как брата, и это будет финальный гвоздь в крышку моего гроба!