Пришел в себя Элай поздно ночью, глаза на удивление открылись и четко видели звездное небо. Все тело болело, а уголки губ были в засохшей крови. Он весь был грязным, до сих пор покрыто желтым осадком. Доспехов на нем не было, только перемазанные разодранные коричневые штаны и заляпанные грязью кожаные сандалии. Он тяжело приподнялся на левом локте. Отчетливая боль на фоне общей ломоты и жжения в легких тут же пронзила тело. Он, приложив усилий, всё-таки смог подняться и сесть. Лежал он во внутреннем дворе крепости прямо на тряпках и соломе. Осмотрев свое тело, парень увидел перемотанное под разорванной штаниной левое бедро, видимо в пылу боя он не заметил ранения. Правая рука тоже была замотана. Она не шевелилась. Элай глубоко вздохнул, подергиваясь от боли. В легких стоял дикий свист. ОН понял, что ему перебили какие-то связки в битве, но решил не отчаиваться, ведь пальцы продолжали сгибаться.
Вокруг раненых ходило с десяток фельдшеров. Много кто смог добраться до крепости, но окинув взглядом раненых, Элай понял, что еще больше остались за стенами. Он пересилил себя и встал. Один из лекарей увидел это и сразу крикнул ему:
– Иди в главный корпус, к архонту.
Элай молча махнул головой и поковылял в сторону корпуса. Он видел, что большинство раненых потеряли зрение. У многих были тяжелые рубленные и колотые раны, но помимо этого ужаса, часть бедолаг продолжала откашливать сгустки крови и выплевывать свои легкие. Элай хотел хотя бы вытереться от осадка, он понимал, что остатки яда в нем сохранились и сейчас продолжают травить. По дороге к корпусу, среди раненых он увидел Адерли. Вартаран лежал с перемотанной головой, у него не было кисти и тело все было в бинтах. Рядом с ним был архонт и фельдшер.
– Что с ним? – достаточно громко спросил Элай, тут же подойдя к другу.
– Ранен, серьезно ранен. – строго произнес архонт, оглядывая Элая.
– Глаз выбит, кисть пришлось ампутировать, ее раздробили. Два ранения в живот, одно в печень, другое прошло навылет и пробило почку – устало ответил медик.
– Он выживет? – Элай был в ужасе, он не ожидал того, что Адерли может погибнуть. Тот всегда держался молодцом, шел впереди всех и тем более в свое время спас Элая.
– Если ты не будешь нависать надо мной, то я постараюсь сделать так, чтобы он выжил! – повысив тон ответил архонт.
– Я, эм… – замялся парень, не зная, что ответить.
– Брысь в корпус! Там после ранения приводят в порядок, и моются. Потом дадут еды.
Элай только затряс головой и поковылял дальше. Внутри него словно что-то оборвалось. Адерли за это время стал ему как старший брат, наставник. Элай чувствовал с ним непонятное родство, и то, что сейчас он был весь изувечен после битвы, еще раз нанесло неизгладимый ужас, который тут же вызвал апатию и заставил руки опуститься.
За все время, что они отступили и укрылись в крепости, продовольствие подошло к концу, еще вчера вечером солдатам раздали последние остатки еды. Это сказывалось на общем боевом духе, да и сам факт, что больше половины солдат уже лежит за воротами, а вторая половина избита и ранена, заставляли членов ордена только тяжело вздыхать. Элай видел по глазам многих, что они пытаться свыкнуться с тем, что в ближайшие пару дней им придется умереть вдали от дома.
В воздухе словно нависла скорбь и отчаяние. Все понимали, что подмоги из столицы не будет, Дракон стягивает войска наоборот туда, удержать столицу – означает выстоять в войне, и сейчас их небольшая армия только оттягивает время, когда враг захрустит костями городских ворот, за которыми собран весь свет Альма–Матер и элита правительства. Да, удержать столицу будет в разы проще, сейчас там все, кто может сражаться, львиная доля ордена и огромное количество архонтов. Плюс Альма-Матер со своими неофитами, которые во всю орудуют новейшими разработками.
Несколько лет назад Институт отстоял право иметь частную армию в рамках защиты знаний и разработок, без вступления в орден Отрешенных, чем сначала покачнул страну. Появилось много недовольных, и естественно они начали раскачивать политическую лодку, но все быстро успокоилось, после того как Дракон внес ряд изменений, на которые Альма–Матер и Институт согласились безоговорочно. Неофиты могли заниматься охраной разработок и знаний, не вступая в орден в мирное время, но если это требовало военное положение, то по окончанию конфликта неофиты обязаны были вступить в орден и организовать Корпус бакалавра имени Иритрипа, где сам основатель, Иритрип, тоже отрекался по законам страны. Этот договор устраивал абсолютно всех, ведь никто в Перперадо не ждал войны, а это означало, что у Альма–Матер появлялась своя небольшая армия, которая могла работать в их интересах. Народ тоже был успокоен тем, что верховный Наставник учебного союза страны становился отрешенным, не смотря на свою должность и положение в иерархии архонтов страны.