Сердце феникса

…на замершей от ужаса набережной Тель-Авива…

…над заметенными снегом виноградниками у Толедо…

…над крышей маленького домика, где безнадежно молилась о милости Небес старая гадалка…

О чем он? О чем? Что все это значит?!

Ответа не было.

— Мир изменился, люди. ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ. Я отменяю старые законы. Я отменяю ваши армии. Я отменяю ваших президентов и королей. Вы будете жить по новым законам. Или не будете вообще.

Глаза последний раз в холодном прищуре вобрали в себя человеческий страх… и, усмехнувшись, он исчез.

Небо оставалось тем же. Черным, безлунным и беззвездным, с застывшими багрово-оранжевыми вспышками. Словно люди вдруг оказались на другой планете. Чужой, непонятной и опасной.

В этом странном свете даже лица соседей выглядели чуждо и жутко — провалы глаз, резко подчеркнутые морщины и страх, страх — в перепуганном молчании, в тихом всхлипывании ребенка, в судорожном вздохе Тамары…

Павел Евгеньевич Христофоров дрожащей рукой вытер лоб. В голове вертелась дурацкая фраза: «Ничего себе отпуск начинается! Ничего себе отпуск»… Он уже догадывался, что никаких отпусков теперь не будет, и не будет долго…

— Павел… Павел, что это такое? Это розыгрыш? Ну говори же!

— Боюсь, что нет.

— Алексей! Что это… Что это было? — Таня никак не могла остановить дрожь — даже голос дрожал…

— Вадим. Новый король магического мира. А теперь и человеческого…

Слова звучали бредово.

Но это не было бредом. Не было, пока над городом в разгар утра нависало черное небо. Вадим… Повелитель… Вадим? Как-то прозвучало это… словно… подождите…

— Ты его знаешь?

— Думал, что знаю…

— Но Павел…

— Тихо!

Экран ожил.

По нему волной прокатилась багрово-оранжевая вспышка, а потом из нее соткалась незнакомая эмблема — меч, над которым сияла корона. Словно из какой-нибудь сказки. Или аниме…

А потом, как обычно, возник человек. Диктор. Нет… Не человек… Он был очень похож на человека, но у людей не бывает такой пепельно-серой кожи. И алых глаз.

— Прослушайте сообщение. Сегодня, в первый день воцарения Его Величества Вадима, Избранного Повелителя мира магического и человеческого…

— Что он несет?!

— Тихо!

— … его величество повелевает: всем людям в течение трех дней надлежит признать его и принести ему присягу. Лица, присягнувшие в первый день, получат привилегии. Присягнувшие на второй день, а также в третий, привилегий не получат. Лица, не прошедшие регистрации и не принесшие присяги, объявляются вне закона и являются законной добычей слуг Его величества.

Лица, занимающиеся преступной деятельностью, будут уничтожены.

Лица, находившиеся на военной службе и не принесшие присяги его величеству, будут уничтожены.

Лица, допустившие критику его величества или оказавшие сопротивление слугам Повелителя, будут уничтожены.

Серокожий помолчал.

И вдруг усмехнулся клыкастым ртом.

— Правила просты, люди. Те, кто нужны, будут жить. Те, кто послушны, будут жить. Остальным не повезло…

— Таня… — зеленые глаза Алексея смотрели смертельно серьезно, — Идите к матери. Пока не поздно.

— Я не имею права…

В больнице все еще было тихо. Пока было тихо…

— Идите. Пока можете.

— Я не брошу больных!

— Таня… кого вчера положили в соседнюю… палату? И в пятую?…

— Пострадавших… от ожогов.

— Вы видели… их кожу?

Они были в повязках! Под капельницами… Странных таких повязках…

— Нет, но…

— Это вампиры, Таня. А ваша врач… — он не договорил. — Уходите.

— Какого дьявола?! — послышался полупьяный юношеский голос, — Не, ну вы видали? Какой-то чмырь с манией величия развел тут шоу, а вы все развесили уши?

Компания нетрезвых подростков под самым экраном, одобрительно засвистела — в стену полетела бутылка из-под дорогого пива.

— Этот придурок указывает нам… экхххх…

Худенькая сгорбленная старушка оказалась около него как по волшебству — никто ни уловил ни движения, ни… А сейчас она держала юнца перед собой, на вытянутой руке, сжимая горло. Ноги в дорогих кроссовках беспомощно болтались, чуть не доставая до пола.

— Эй!

— Вы что делаете?

— Вы…

— Лица, допустившие критику его величессства или оказавшие сссопротивление слугам Повелителя, будут уничтожены, — прошипел негромкий, какой-то бесплотный голос, и тонкие губы старушки раздвинулись, обнажая клыки. — Вмессте с посссссобниками…

Люди шарахнулись — старуха исчезла. Преобразилась. Истаяли морщины. Распрямилась и налилась упругой силой фигура. Седые волосы стали просто светлыми, и молодая женщина с кроваво-алыми губами шагнула вперед:

— Вкусссссные прессступники….

Минуты текли.

В палате все так же стояла тишина.

Откуда-то слева вдруг послышался крик. Долгий, полный страха и боли.

— Помогите! Помогитееееее!

Юноша инстинктивно дернулся — но встать при таких травмах не получилось бы даже у прославленного старика-Шварцнегера.

— Проклятие! — простонал он, падая на подушку. — Началось. Скоро будут здесь. Дайте руку, быстро!

Быстрое касание дрожащей руки. Почти неслышный шепот… Неяркая золотистая вспышка… Проступившая на лбу испарина…

— Идите. Полчаса… вас… никто… не увидит… Прощайте.