Сердце феникса. Все исправить

Вадим всегда просыпался легко. Даже не просыпался, а вырывался из снов, тем более что в его сны очень часто вторгались кошмары и расставаться с ними было не жаль. Он открывал глаза, отгоняя сонную одурь, и вместе с ней таял в небе самолет, который не вернуть и не спасти, таял... и все-таки успевал взорваться в последний миг, вспыхнуть дымно-огненным факелом. И гасли красные глаза, жадно выпивавшие его жизнь и магию, и пропадало жуткое зеркало, где он отражался сначала марионеткой на нитках, потом мертвым. И Лёшка... Он никогда не успевал забрать Лёшку, и тот умирал раз за разом. Или предавал, выдавая своим: лигистам, Координаторам, кому угодно. Или убивал сам...

Нет, сны не приносили ни спокойствия, ни отдыха, и просыпаться было легче, чем засыпать.

А сейчас тело выплывало в реальность с удивительной неохотой. Сон не отпускал, подсовывая то лесное озеро с заросшим ромашками берегом, то первый, случайный телепорт в сибирскую тайгу, то первый общий телепорт — в кондитерский отдел супермаркета. Ах, как там так пахло лимоном и ванилью!

Знакомый, полузабытый аромат кружил и вызывал в памяти далекое-теплое-светлое: утро в родном доме, улыбку мамы, плюшки...

Вадим открыл глаза.

Да, это та комната, куда он вчера дошел. Дошел, хм. Доплелся. Двигался, как сквозь песок, зыбучий, вязкий. Рухнул на постель, даже не стянув полотенца после душа. И как провалился. Когда он последний раз так спал? Хотя... когда он вообще спал последний раз?

Ладно, подъем. Его ждет рабо...

Вадим замер, так и не сбросив до конца укрывающую его простыню.

Его ждала вовсе не работа. Рядом с постелью стоял маленький раскладной столик, на котором красовались чашка с кофе (от нее отчетливо веяло чарами сохранения температуры) и блюдце с плюшкой. Одной-единственной. А к чашке чьи-то руки заботливо прислонили записку.

Вадим машинально протянул руку.

«Доброе утро, соня. На всякий случай: сегодня 6 августа, дела терпят, Дензил и Александр все держат под контролем. Так что если не выспался, можно добрать еще часок-другой.

P.S. Кофе и плюшка только для того, чтобы у тебя хватило сил дойти до кухни и получить полноценный завтрак. Вздумаешь удрать по своим делам — схлопочешь.

Еще P.S. Кто такая Беатриса? Хотелось бы узнать...когда-нибудь».

Вадим провел рукой по лбу и поймал себя на том, что улыбается. Именно сейчас, когда на столике дымилась чашка с кофе, именно сейчас, когда за летящим почерком вдруг проступил-зазвучал мамин голос, именно сейчас, прочитав полушутливую угрозу, он особо ясно и остро ощутил то, что коснулось вчера усталого сознания.

Он дома.

Вадим не был склонен к самообману: это не его реальность и не его семья. И эта Людмила — не его мать. Преисподняя, они практически ровесники! Но...

Но она как-то справлялась с ролью матери не только для Марины и его здешнего альтер эго — за вчерашний вечер, как бы ни давила каменным прессом усталость, Вадим отметил и спокойное, истинно сыновнее самоощущение сироты Игоря, и обожающий взгляд здешнего Яна, и свободную улыбку Лины. В семье Соловьевых любви хватало на всех. И материнского тепла тоже.

И он может себе позволить немного погреться в этом тепле. Немного... перед тем как опять впрячься и потащить свой воз. Надо поговорить с Димом и разделить работу. Надо узнать, что там накопал Дензил. Надо разобраться наконец с проектом станции и запустить производство хотя бы «сердечников», с территориями станет понятно позже. Надо, кстати, пообщаться с людьми на предмет выделения этих территорий. И лучше побыстрей. Только сначала — Дензил. Вадим поискал глазами свою одежду, снова наткнулся на записку.

«Вздумаешь удрать по своим делам — схлопочешь», — невинно напомнила записка. И Вадим усмехнулся...

На вкус плюшка оказалась именно такой, как он помнил.

Засыпая, они оставили окно открытым, и сейчас листья уютно шелестели, словно приглашая подремать подольше.

Мм... Хорошо-о как!

Тревоги отступили, Дим нашелся, все остальное решаемо! И они наконец выспались. Хорошо так выспались...

Не открывая глаз, Лина мягко «погладила» сонного Феникса — тот курлыкнул — и потянулась погладить кое-кого еще, кто тоже должен был быть где-то рядышком. Но рука нащупала пустоту.

Эй, а где?

«Кое-кто» нашелся неподалеку. Скрестив ноги, Лёш сидел на полу и сосредоточенно работал с шаром. В последнее время молодежь приспособилась не только наговаривать информацию на кристаллы и шары, но и подсоединять к нему клавиатуру и набирать текст.

И сейчас десять пальцев Лёша быстро и легко танцевали на клавишах, и, судя по всему, не первый час. Зеленые глаза сосредоточенно прикрыты, между темных бровей вертикальная морщинка...

— Регенератор, — еле слышно звучит тихий голос. — Две доли крови, очищенной «белым фильтром»... доля «аква витас»... помню. — Неслышно пляшут клавиши под тонкими пальцами, мерцает шар, принимая информацию. — Есть. Дальше. «Взрывник» — заклинание на кварце. Помню. «Песчаный вихрь»...

Лина подождала пять минут. Ничего не изменилось, разве что неведомый «Песчаный вихрь» сменился не менее загадочным «Вороньим граем», а потом еще более непонятным «Радужником».