– Простите меня, ваше величество, – проговорила она, давясь слезами. – Понимаете, когда он объяснял свой план, мне все показалось логичным. Он не говорил «похитить». Но я все равно знала, что это неправильно, ваше величество, – воскликнула она. – Мне просто интересно было маскировать лодку, потому что это труднее, чем скрыть себя. Тут дело даже не в Даре. Тут нужно мастерство!
– Хава. – Биттерблу наклонилась к ней, не зная, что сказать хронической лгунье, которая, похоже, искренне терзалась. – Хава! – вскрикнула она, когда та схватила ее за руку и облила ладонь слезами. – Я тебя прощаю, – наконец выдавила Биттерблу, не чувствуя прощения в сердце, но понимая, что оно необходимо, чтобы утихомирить буйство Хавы. – Я тебя прощаю, – повторила она. – Ты ведь с тех пор дважды спасла мне жизнь, помнишь? Сделай глубокий вдох. Успокойся и объясни, как действует твой Дар. Ты на самом деле что-то меняешь в себе – или меняешь мое восприятие?
Хава подняла взгляд на Биттерблу, и та увидела, что у нее довольно миловидное лицо. Открытое, как у Холта, потерянное и испуганное, но полное прелести. Биттерблу стало досадно, что Хава чувствует нужду его прятать. Глаза ее были совершенно потрясающие, – по крайней мере, тот, в котором отражался свет лампы, поражал красотою; он светился медью столь же ярко, как глаза По светились золотом и серебром. Биттерблу не могла разобрать во мраке цвет другого глаза.
– Восприятие, ваше величество, – сказала Хава. – Ваше восприятие того, что вы видите.
Биттерблу так и предполагала. Второй вариант был бессмыслицей, слишком неправдоподобной даже для Дара. И в этом крылась одна из множества причин, по которым она так упорно сопротивлялась увещеваниям По довериться Хаве. Доверять человеку, способному влиять на то, как ее разум воспринимает окружающее, – Биттерблу это было совсем не по душе.
– Хава, – сказала она, – ты часто выбираешься в город незамеченной. В твоем положении ты можешь многое увидеть, к тому же ты знала лорда Данжола. Я пытаюсь связать поступки Раннемуда с тем, что творили в прошлом такие люди, как Данжол. Пытаюсь разобраться, с кем Раннемуд может союзничать и что скрывает, убивая искателей правды. Ты что-нибудь об этом знаешь?
– Лорд Данжол общался со множеством людей, ваше величество, – ответила Хава. – Казалось, у него друзья в каждом королевстве. Он получал тайные письма тысячами, а в его поместье постоянно являлись посетители, приходили ночью через черный ход и никогда не попадались нам на глаза. Но со мной он это не обсуждал. И в городе я не видела ничего, чем можно было бы хоть что-то объяснить. Если вам вдруг понадобится, чтобы я за кем-то проследила, ваше величество, я сей же час все брошу и помчусь.
– Я это запомню, Хава, – сказала Биттерблу с сомнением, не зная, чему верить. – И Хильду предупрежу.
– До меня дошли странные слухи о короне, ваше величество, – помедлив, призналась Хава.
– О короне?! – воскликнула Биттерблу. – Откуда тебе известно о короне?
– Из пересудов, ваше величество, – испуганно ответила Хава. – Я слышала, как кто-то шептался в комнате историй. Надеялась, что это неправда; слухи были настолько нелепые, что запросто могли оказаться враньем.
– Быть может, так и есть. Что же ты слышала?
– Слышала разговоры о ком-то по имени Грей, ваше величество, из семьи знаменитых воров, которые крадут сокровища монсийской знати. Они занимаются этим уже многие поколения, ваше величество, – это их основное ремесло. Живут они в пещере, и Грей утверждает, что ваша корона выставлена на продажу. А цена так высока, что уплатить ее по силам лишь монарху.
Биттерблу стиснула виски:
– Это усложнит дело, если мне придется ее выкупать, а выкупить, видно, лучше поскорее, пока слухи не расползлись еще шире.
– Ой, – упавшим голосом сказала Хава. – К сожалению, еще я слышала, что вам Грей ее не продаст, ваше величество.
– Что? Кто же тогда ее купит? Никто из других королей не отдаст целое состояние ради неосмотрительной шутки. А дяде выкупить ее для меня я не позволю!
– Боюсь, объяснения у меня нет, ваше величество. Это лишь то, о чем шепчутся в городе. Но слухи часто бывают лживы, ваше величество. Быть может, и это тоже вранье. Надеюсь, что так!
– Хава, никому об этом не рассказывай. Если сомневаешься в том, насколько важно молчать, спроси принца По.
– Если вы говорите, что важно, ваше величество, – сказала Хава, – мне незачем спрашивать принца По.
Биттерблу пристально изучила Одаренную лгунью – странную молодую женщину, которая, казалось, ходила куда хотела и делала все, что ей вздумается, но при этом жила в страхе и в полном, абсолютном одиночестве. Хава все так же стояла на коленях.
– Встань, пожалуйста, Хава, – попросила Биттерблу.
Она оказалась высокой. Когда Хава поднималась, на лицо упало пятно света, и Биттерблу увидела, что другой глаз у нее необычного темно-красного цвета.
– Почему ты прячешься в моей галерее, Хава?
– Потому что тут больше никого нет, ваше величество, – тихо ответила та. – И я могу быть рядом с дядей. Я ему нужна. И рядом с работами моей матери.
– Ты помнишь свою матушку?
Хава кивнула: