– Мы так полагаем, ваше величество. Ни одна другая сторона в мире не заплатила бы столько за то, чтобы вернуть вас.
– Но как вы можете так говорить, – воскликнула Биттерблу, – когда вы приложили все усилия, чтобы сделать меня бесполезной?
– Вы бы не были бесполезны, ваше величество, – сказал Руд, – нам только нужно было стереть все, что случилось! Вы были нашей надеждой! Возможно, нам следовало держать Данжола поближе и чаще вовлекать его в борьбу с сопротивлением. Мы могли бы сделать его судьей или министром. Быть может, тогда он не потерял бы рассудка.
– Звучит маловероятно, – сказала Биттерблу. – В ваших рассуждениях нет ни одного разумного слова. Я правильно думала, что Раннемуд был самым вменяемым из всех вас; по крайней мере, он понимал, что ваш план не удастся, пока я жива. Я буду говорить на суде в вашу пользу, – продолжила она. – Я расскажу о травме, которую нанес вам Лек, и о том, как Тиэль и Раннемуд могли на вас давить. Я сделаю все, что могу, и не допущу, чтобы с вами обошлись несправедливо. Но, – добавила она, – вы оба понимаете, что в вашем случае нет никаких «если». Вы оба обязаны предстать перед судом. Погибли люди. Меня саму едва не задушили.
– Это все Раннемуд, – лихорадочно воскликнул Дарби. – Он зашел слишком далеко.
– Вы все зашли слишком далеко. Дарби, опомнитесь. Вы все зашли слишком далеко, и вы знаете, что я не могу отпустить вас на свободу. Как это будет выглядеть? Королева защищает советников, которые организовывали убийства невинных монсийцев и использовали для своих козней все уровни ее правительства? Вас посадят в темницы, как и всех, кто активно участвовал в убийствах. Вы будете оставаться в заключении, пока я не найду людей, которым можно доверить расследование ваших преступлений, и судей, способных отнестись к делу беспристрастно и учесть все, что вам пришлось вытерпеть. Если вас признают невиновными и вернут мне, я отнесусь к решению суда с почтением. Но сама вам прощения даровать не стану.
Руд, тяжело дыша, прятал лицо в ладонях.
– Не знаю, как мы все оказались в этой западне, – прошептал он. – Не могу понять. Я до сих пор не в силах осознать, что случилось.
Биттерблу ощутила, что слова, вертевшиеся на языке, породило что-то глубинное, пустое, недоброе и глупое, и все же она вытолкнула их наружу.
– А теперь я хочу, чтобы вы оба записали для меня, как работала вся система, что делалось и кто еще участвовал. Руд, оставайтесь здесь, за моим столом, – приказала она, протягивая ему бумагу и перо. – Дарби, – позвала Биттерблу, указывая на конторку Тиэля. – Расположитесь вон там. Позаботьтесь, чтобы отчеты совпадали.
Ей не доставляло никакого удовольствия столь явно выказывать свое недоверие. Не было никакой радости в том, чтобы лишать себя двух людей, на которых опиралась вся работа в канцелярии. И как ужасно было отсылать их в темницы. Ведь у одного была семья и – укрытая где-то глубоко внутри – нежная душа, а другой не мог даже искать утешения у сна.
Когда они закончили, Биттерблу приказала воинам королевской гвардии препроводить их в темницы.
После этого она послала за Гиддоном.
– Ваше величество, – сказал он с порога, – вы неважно выглядите. Биттерблу! – Гиддон в два шага пересек комнату и, упав на колени подле нее, положил руки ей на плечи.
– Не касайтесь меня, – сказала она, зажмурившись и стиснув зубы, – иначе я сорвусь, а им нельзя видеть, как я теряю голову.
– Держитесь за меня и дышите размеренно. Вы не теряете голову, на вас просто обрушилась огромная тяжесть. Расскажите мне, в чем дело.
– Я столкнулась… – начала она и умолкла. Накрыла его ладони своими и сделала медленный вдох. – Я столкнулась с прямо-таки катастрофической нехваткой персонала. Дарби и Руда только что увели в темницы, а вы поглядите, сколько работы.
Она указала на стол, на бумаги, исписанные торопливыми каракулями Дарби и Руда. В гонениях на искателей правды участвовали четверо из восьми судей ее Высокого суда – приговаривали невинных и тех, кого требовалось заставить замолчать. Как и Смитт, естественно, и начальник темниц. А еще министр по дорогам и картам, министр по налогам, самые разные лорды и командир монсийской стражи в Монпорте. Закрывать на это глаза научилось такое множество монсийских стражников, что Руд и Дарби не сумели даже перечислить их по именам. И конечно, были низшие из низших, преступники и пропащие горожане, которых подкупом или угрозами вынуждали приводить жестокие приказы в исполнение.
– Согласен, – сказал Гиддон. – Все плохо. Но в королевстве полно народу. Сейчас вам кажется, что вы остались одна, но вы соберете команду, и притом великолепную. Вы знали, что Хильда весь день составляет списки?
– Гиддон. – Она подавила слегка истеричный смешок. – Мне кажется, что я одна, потому что я на самом деле одна. Меня все постоянно предают и постоянно бросают.
И вдруг оказалось уже не страшно потерять контроль на две полуобморочные минуты, уткнувшись Гиддону в плечо, потому что с ним безопасно, он никому не расскажет и у него так хорошо получаются крепкие, надежные объятия.