Сердце королевы

– Чтобы Раффин женился на дочери сандерского короля? – воскликнула Биттерблу. – Да никогда в жизни.

Со стороны стола, где Мадлен смешивала одно из тех отвратных зелий, которыми она с таким энтузиазмом накачивала По, донеслось: «Ц-ц».

– Давайте спросим его об этом в другой раз, когда он перестанет бредить, ваше величество.

– А когда это будет, Мадлен?

Та добавила в миску пасту с кислым запахом, принялась размешивать и ничего не ответила.

Хильда тем временем заказала кузнецу Орнику копию короны. Он выполнил задание столь прилежно, что при первом взгляде на результат сердце Биттерблу радостно забилось: она решила, будто корону вернули, но быстро поняла, что копии не хватает солидности и блеска настоящего королевского венца, а драгоценные камни в ней – всего лишь крашеные стекляшки.

– Ой, – сказала она, – великие небеса, Орник хорош в своем деле. Ему, должно быть, случалось видеть корону.

– Нет, ваше величество, но Лиса, ясное дело, ее видела и описала ему.

– Выходит, мы и Лису втянули в эту свистопляску?

– Да ведь она видела Сафа в день кражи, ваше величество, а наутро хотела дополировать корону. Помните? Как же ее не втягивать? К тому же она полезная шпионка. С ее помощью я надеюсь вычислить этого самого Пугача, который, предположительно, держит корону у себя.

– И что нам удалось узнать?

– Пугач в основном занимается контрабандой имущества короны, ваше величество, самых разных сокровищ знати. Его семья в этом деле уже несколько поколений. Пока он про корону не заикается. Говорят, никто, кроме его людей, не знает, где находится пещера, в которой он живет. Это хорошо, ибо нам тоже нужна тишина; и плохо, ибо нелегко будет отыскать его и выяснить, что же, во имя холмов, ему надо.

– Саф наверняка знает, что ему надо, – проворчала Биттерблу, глядя, как Хильда накрывает поддельную корону тканью.

– Хильда, а как наказывают за хищение королевского имущества?

Хильда коротко вздохнула:

– Ваше величество, вам, быть может, не приходило в голову, что кража короны у монарха – это больше, чем кража имущества. Корона – не просто украшение, это материальный символ вашей власти. Подобная кража – измена.

Измена?

Наказанием за измену была смерть.

– Это смешно, – выплюнула Биттерблу. – Я в жизни не позволю Высокому суду приговорить Сафа к смерти за кражу короны.

– Точнее, за измену, ваше величество, – сказала Хильда. – И вам не хуже меня известно, что даже ваше собственное требование может быть отклонено единогласным решением судей.

Да. Очередное диковинное нововведение Рора, призванное обуздать абсолютную власть монарха.

– Я заменю судей. Назначу судьей тебя.

– Судьей монсийского Высокого суда не может быть человек, родившийся в Миддландах, ваше величество. Нет нужды напоминать вам, что требования к кандидату на такой пост весьма строги и своеобразны.

– Найдите Пугача, – сказала Биттерблу. – Найдите его, Хильда.

– Мы делаем все, что в наших силах, ваше величество.

– Делайте больше. А я скоро пойду к Сафу и… не знаю даже… буду умолять. Вдруг он вернет корону, когда осознает последствия.

– Вы в самом деле думаете, что до него еще не дошло, ваше величество? – рассудительно спросила Хильда. – Он профессиональный вор. Безрассудный, но все-таки не глупый. Быть может, ему даже нравится, что он загнал вас в угол.

«Ему всегда нравилось загонять меня в угол.

Почему я так боюсь с ним увидеться?»

В ту ночь, уже в постели, Биттерблу потянулась за бумагой и пером и начала писать письмо Гиддону. У нее не было намерения в самом деле показывать его Гиддону. Это был лишь способ упорядочить мысли, а имя Гиддона она выбрала, потому что ему говорила правду. И когда ей представлялось, как он слушает и задает вопросы, его голос звучал не столь тревожно и напряженно, как у всех остальных.

«Это оттого, что вы его любите?» – спросил Гиддон.

«Ох, зараза. Даже не знаю, с какой стороны подступиться к этому, – написала она, – когда у меня в голове сейчас столько всего?»

«На самом деле вопрос довольно простой», – заметил он деловым тоном.

«В общем, я не знаю, – написала она нетерпеливо. – Значит, наверное, нет? Мне ужасно нравилось его целовать. Нравилось ходить с ним в город и то, как мы доверяли друг другу, одновременно совсем не доверяя. Я бы хотела, чтобы мы снова стали друзьями. Чтобы Саф вспомнил, как мы с ним ладили, и понял: теперь он знает про меня всю правду».

Гиддон сказал: «Однажды вы рассказали мне, что сидели с ним на крыше, прячась от убийц. А теперь рассказали о поцелуе. Неужели вы не представляете, какие неприятности может нажить себе простой горожанин, если выяснится, что он занимался всем этим с королевой?»

«Никаких. Я этого не допущу, – написала она. – Я бы никогда не позволила, чтобы его обвинили в чем-то, что он совершил ненарочно, не зная, кто я. Честно говоря, я и обвинения в краже короны не допущу, хотя в этом преступлении он и вправду повинен».

«Тогда, – сказал Гиддон, – не может ли статься, что человек, который считал вас простолюдинкой, узнав, какую огромную власть вы имеете над его судьбой, почувствовал, будто его предали?»