Сердце мастера

Но в мае меня неожиданно отвезли на допрос в главное управление на улице Соссэ и оставили дожидаться в коридоре под надзором охраны. Я подумала: наверное, это конец… Вдруг мимо прошел моложавый офицер, его лицо показалось мне знакомым. Да, совершенно точно! Он приезжал перед войной к Монтравелю вместе со скульптором Удо Вебером: доктор философии и хранитель Берлинского музея искусств, он проводил много времени во Франции и знал всю богему. Как потом оказалось, этот философ вновь оказался в Париже в сороковом… в звании старшего офицера службы пропаганды вермахта.

Выйдя из начальственного кабинета, он протянул охране какую-то бумагу с печатями и бросил мне небрежно:

– Следуйте за мной.

Мы беспрепятственно покинули центральное управление и сели в его машину.

Он молчал, а я боялась пошевелиться – что происходит?!.

Неожиданно автомобиль остановился у одного из ресторанов на улице Матиньон. Офицер высадил меня, указав взглядом на дверь. За угловым столиком сидел старик с измученным лицом и воспаленными от бессонницы глазами. Увидев меня, он произнес ломким, как лопнувшая пружина, голосом:

– Я заказал нам яйца Бенедикт, Дора… они здесь отменные. Завтра утром возвращаемся в Кольюр. Я тебя еле дождался…»

Дочитав до этого места, Оливия оторвалась от текста и взглянула в окно.

Поезд нагоняла грозовая туча. Ее клубящуюся дымную плоть разрывали всполохи молний, и казалось, что она вот-вот накроет состав и затянет его в свое клокочущее чрево.

Монотонность грозового набата нарушила мелодичная телефонная трель. Оливия поднесла телефон к уху, уже догадываясь, с кем будет разговаривать.

– Рад, что у нас появился повод пообщаться, – пророкотал в трубку Волошин после короткого приветствия. – У вас есть для меня какая-то информация?

– Я их нашла.

– Неужели?

– Да. Они оказались в доме-музее мастера.

– Прекрасно! Но почему в прошедшем времени?

– Потому что их там больше нет.

– …Может, объясните поподробнее? – в голосе Волошина послышалось откровенное напряжение.

Оливия пересказала ему вкратце всю историю своих поисков.

– То есть дневники у вас на руках?! Что ж, должен признаться, я вас недооценивал… Давайте встретимся в ближайшие дни в Париже. Как насчет вторника пополудни: поговорим в Оранжери в окружении «Нимфей»[35]? – коллекционер попытался взять привычный небрежно-ироничный тон, но чувствовалось, что он озадачен.

Оливия согласилась – музей Оранжери был расположен совсем недалеко от того места, где во вторник по расписанию у нее был назначен семинар.

Прежде чем повесить трубку, она все же напомнила:

– Не забудьте захватить оригиналы материалов, Ной Яковлевич… Это мое условие.

– Значит, господина Лаврова все же заинтересовало досье на этого афериста? Что ж, все складывается наилучшим образом. Я его привезу.

Разговор с Волошиным оставил у Оливии странный осадок. Казалось, он был несколько раздосадован тем, что она не просто выяснила местонахождение дневников, но и получила их в собственное распоряжение…

Это обстоятельство только подстегнуло ее любопытство, и она вновь принялась за чтение.

«Сколько стоит человеческая жизнь? В военное время за иную не дадут и сантима. А моя обошлась Монтравелю слишком дорого… Лишь спустя месяцы я узнала, как ему удалось меня вытащить из Френа – поначалу он наотрез отказывался об этом говорить…

Однажды к дому мастера подъехал черный сверкающий «Майбах», из него вышел водитель в военной униформе. Он распахнул заднюю дверцу – оттуда вынырнул хлыщеватый мужчина в дорогом летнем костюме.

Монтравель увидел его сквозь окно мастерской и вышел отворить калитку.

– Проходите, Вебер… Какими судьбами?

– Направлялся по делам в Монпелье и решил заехать к вам, – сообщил баварец, опираясь на элегантную трость.

– Что ж, вы теперь в этом доме – дорогой гость, – ответил Монтравель сдержанно, пропуская его внутрь. – Останетесь пообедать?

– Нет, благодарю, у меня сегодня совсем мало времени, – пробормотал Вебер, наблюдая, как мастер принимается шлифовать поверхность бедра «Итеи» при помощи куска металлической сетки. – А вы сильно продвинулись за последние месяцы… с тех пор, как Дора вернулась.

– Без нее мне эту работу было бы не закончить. Я вам об этом уже говорил, – Монтравель неожиданно насупился.

Вебер обошел статую дважды и заметил с удовлетворением:

– «Итея» станет настоящим шедевром! Жду с нетерпением, когда вы ее завершите. Надеюсь, в оговоренный нами срок…

Я в недоумении вскинула глаза на Монтравеля.

Но тот отвернулся и принялся помешивать в чаше гипс, делая вид, что полностью сосредоточен на этом занятии.

– Вы свое обещание сдержали, и я свое сдержу.

– Ну, не сердитесь же, Монтравель. Эта работа займет самое почетное место в моей коллекции! Кстати, скоро в Париже пройдет моя персональная выставка, там будут присутствовать все высшие чины рейха и сливки парижского артистического мира: приглашены Лифарь, Кокто, Деспье… Мечтал бы увидеть и вас среди моих гостей!

– Я не являюсь вашим поклонником, Вебер. И вы это знаете.