Сердце Мира

Комната, где мы оказались, выглядела опрятно и… монументально. Ложе (ну не кроватью же называть эту чудовищную конструкцию!) было собрано из толстенных досок и стояло на ножках в полтора обхвата. Перина сверху тоже была устрашающей высоты. Я поискал глазами лестницу, потому что другого способа забраться на такую кровать просто не представлял. Стол был очень похож по конструкции на ложе — те же ножки из толстенных бревен и доски, видимо, его собрали из обрезков от кровати. Над внушительным, в полстены, очагом висел невероятных размеров котел. Мне даже со страху показалось, что человек в нем отлично поместится. Но в остальном комната была вполне уютной: на окнах — яркие занавески, на полу — узорчатый шерстяной ковер, на масляной лампе — затейливый абажур из цветного стекла.

— Здравствуй, бабушка, — тихо произнесла Дита, усаживаясь на чурбак, выполнявший роль табурета. — У нас… к тебе есть дело. Точнее, дело есть у Райла. Кстати, познакомься…

Чудовищная ручища сграбастала цветное стекло абажура, и в комнате сразу стало светлее. Хозяйка всмотрелась в мое лицо и побледнела.

— Лаон! Нет! — вскрикнула она, побледнела, глаза ее закатились, и она в бесчувствии рухнула на пол. Дита посмотрела на меня. А я на нее.

— Надо привести ее в чувство, — неуверенно сказал я.

— Надо, — согласилась Дита, но с места тоже не сдвинулась. — Похоже, она была знакома с твоим отцом.

— И как-то не очень хорошо знакома, — добавил я, подходя-таки к потерявшей сознание женщине. Я опустился рядом с ней на колени, прислушался к дыханию. Не то, чтобы я был особым специалистом по приведению в сознание, но надо же что-то было сделать…

— Слушай, я представлял это место как-то иначе, — сказал я. — А где же всякие сушеные жабы, пучки трав и прочие ингредиенты для зелий?

— На складе и в подвале, — улыбнувшись, ответила Дита. — Многие вещи там… Ээээ… Очень специфически пахнут, а моя прабабушка любит комфорт. Она и варит зелья не здесь, на очаге только еду готовит.

— Понятно… — я снова повернулся к лежащей на полу женщине. Дита встала со своего табурета и подошла ко мне.

— Она приходит в себя… — прошептала она. Гигантская женщина глубоко вздохнула и открыла глаза. Только они теперь были тусклые и безжизненные.

— Зачем, зачем, зачем, зачем… — невнятно забормотала она.

— Бабушка, — Дита присела рядом со мной.

— Ты опять пришел, чтобы мучить меня, Готстар? — отчетливо проговорила дитина прабабка, посмотрев прямо на меня.

— Послушайте, — умоляюще сказал я. — Я не Лаон. Я совсем недавно узнал, что он мой отец…

И до сих пор до конца в это не верил, добавил я уже про себя. Но женщина-великан все еще пребывала в мире грез. Она меня не слышала!

— Когда-нибудь ты пожалеешь, Готстар! — сказал она. — Твоя бунтарская натура погубит тебя. И никакое зелье, никакая магия тебе не помогут.

— Бабушка! — крикнула Дита. — Лаон Готстар давно умер!

— Умер… — повторила женщина и засмеялась. — Ты хочешь, чтобы он умер и никто не смог бы сказать, что его убило? Опять?

Голос ее снова превратился в невнятное бормотание, глаза закрылись.

— Что же делать? — спросил я.

— К ней каждое утро приходит женщина… — сказала Дита. — Она делает уборку, помогает готовить и все такое. Наемная служанка. Она позовет врача. Только надо будет уйти на рассвете, чтобы она нас тут не увидела.

— Кровь! — вдруг вскрикнула женщина. — Кровь везде! Ты все здесь запачкаешь!

— Как ее зовут? — прошептал я.

— Годива, — ответила Дита. — Годива Даррт.

— А как она тебя назвала, когда мы вошли? — спросил я.

— Полным именем, — поморщилась Дита.

— Цветы завянут, и тогда ты снова придешь сюда, — пропела Годива, не открывая глаз. — Это же была твоя любимая песня, Готстар? Нет. Нет. Нет. Ты не сможешь меня заставить. Я не стану снова тебе помогать.

Кем же был мой отец? Такое впечатление, что он был чудовищем…

— Ха. Ха. Ха. — отрывисто засмеялась Годива. — Ты же помнишь, да? Ты помнишь, что я тебе сказала, когда ты взял зелье? Это ведь я рассказала о тебе тому человеку. Ты его знаешь. Серое лицо, серые мысли. Они тебя найдут, ты не сможешь все время скрываться, Готстар.

Было ли все это полным бредом, сумерками сознания пожилой женщины? Ах, как мне бы теперь хотелось поговорить с ней, когда она нормальная! Дита снова отошла от прабабки и с безучастным видом села на табурет.

— Ты врешь мне, — Годива снова открыла глаза и уставилась на меня. Вроде бы в их глубине снова блеснул разум. Или мне показалось? — Ты не справедливости ищешь, а покоя для своей мятущейся души. Но не найдешь. Не найдешь. Не найдешь.

Огонек погас, даже если он и был. Гигантская женщина снова провалилась в беспамятство. Я вздохнул и тоже отошел от нее к столу. Не думая, взял с большого блюда пряник и стал жевать.

— Скажи, Дита, — задумчиво произнес я. — А что за зелья она варила? От чего они помогали?