Сердце ночи

Мчался, звал ее, стараясь перекричать громовые раскаты, надеясь, что Оксана услышит его голос, поймет, что он ни за что не бросит ее в беде, сам костьми ляжет, а ее спасет. Потому что без нее и ему жизни нет. Так уж получилось. Что уж теперь…

Может быть, именно это чувство, такое же яркое, как бьющие вокруг молнии, и придало ему сил, потянуло капризную фортуну за рукав, чтобы та развернулась наконец и к Степе лицом. Всего на мгновение пелена дождя сделалась не такой плотной, и Степан увидел несущуюся во весь опор лошадку. К обрыву несущуюся…

Крепкий у него был жеребец, резвый, на него одного оставалась надежда.

– Ну, дружок, давай! – Степан припал к взмыленной лошадиной шее, закричал, что есть мочи: – Выручай!

Может, понял жеребец, а может, просто испугался той дикой силы, что исходила от хозяина, но, всхрапнув, рванул вперед. Лошадку они нагнали у самого обрыва. Едва ли не в тот самый момент, как ее передние копыта заскользили по размытой дождем глине, Степан перехватил удила, потянул на себя так яростно, что что-то щелкнуло в плече, а в глазах вспыхнули кровавые искры. Но держал, не отпускал. Вдвоем с храпящим жеребцом они тянули и тянули беснующуюся лошадку прочь от обрыва и верной смерти.

Вытянули. Сил еще достало, чтобы привязать лошадку к сосне и спустить Оксану на землю. А потом силы закончились. Вместе с болью. Закружилось все, завертелось и накрыло Степана черной кисеей беспамятства. Да видно, ненадолго, потому что почти сразу стало вдруг так хорошо, что хоть пой от счастья. Он и не понял, отчего. Лежал с закрытыми глазами, чувствовал ласковые прикосновения к своему лицу, слышал испуганный, полный отчаяния голос:

– Степан! Степа! Степочка, очнись! Открой глаза! Ну пожалуйста… очень тебя прошу!

Просит. И называет так ласково – Степочкой. Никто его так не называл, кроме мамки. Да только мамки давно уже нет, а вот этот голос есть. Ну и еще боль в выбитом плече, глухая и далекая, как голос уходящей грозы. Хорошо. Так хорошо, что хоть глаза не открывай. Но все равно открыл. Просто чтобы убедиться, что все это чудо происходит с ним, а не с кем-то иным.

Голова его лежала на Оксаниных коленях, а сама она, заплаканная, промокшая до нитки, гладила его по щекам, перебирала тонкими пальцами слипшиеся от дождя волосы.

– Очнулся… Степочка.