Мы почти дошли до ущелья Горных Духов — последней цели нашего пути. Там я должна была оставить Яна ждать на поверхности, а сама спуститься в пещеру к источнику противоядия. Всю дорогу спорили, дурной ученик никак не мог смириться с тем, что с собой в пещеру я его не возьму. Еле убедила — не без помощи подзатыльников и поджопников, а также сказок на ночь, уроков магии и совместных ночлегов на одном одеяле, когда мы жались друг к другу, чтобы не замерзнуть.
Но сейчас я решила не спорить и пустить его вперед на разведку. Ильян наскоро причесал свои роскошные каштановые кудри, полез в мешок, выудил оттуда сурьму и подвел глаза, как было принято у менестрелей. Повертелся передо мной, дождался похвалы и восхищения, зажегся от них, словно фонарик отпущенного огонька, и чуть ли не вприпрыжку убежал в видневшуюся за распадком деревню.
Я осталась ждать и поначалу ничего не заподозрила. Но время шло, а ученик не возвращался. Вместо него в мою душу медленно вползло что-то ледяное и недоброе.
Быстро уничтожив следы привала, я спрятала вещи в кустах, проверила оружие и двинулась по следам Яна.
Деревня как деревня. Что могло произойти? Вряд ли мальчишка напился в трактире, здесь так убогонько и так мало людей, что и трактира нет. К тому же подобные шутки не в привычках моего ученика.
Я уже подходила к околице, когда услышала странный шум чуть в стороне. Мне показалось, что из-за большого серого камня в кустах послышался тихий вскрик. Я резко остановилась и поставила магический щит на всякий случай.
Но шум стих, и я было уже двинулась дальше в деревню, когда с той стороны ясно и четко заорали голосом Яна:
— Осторожно! У них отравленные… — И хрип.
Ох, зря я понадеялась на простой магический щит. Стрелы, тонкие и маленькие, словно иглы, тучей полетели из-за камней и легко прошли сквозь защиту, словно ее и не было. Я увернулась и сбила первые иглы чудом и той частью своих сил, которые ни за что и никогда не использовала там, где меня могли увидеть.
— Ян! — Мне надо было, чтобы он откликнулся, дал знать, что жив, что его крик не стоил ему жизни. Дурной мальчишка… эгоистичный маленький паразит! С чего именно сейчас ему приспичило погеройствовать?! Я успела бы увернуться, наверное, успела бы!
Много позже, лежа на одеяле под раскидистым деревом, я гладила его по волосам и любовалась спокойным лицом спящего мальчишки. Губы его были изранены заклятием, которым пленнику запечатали рот, прежде чем провести над ним странный ритуал, от которого подозрительно воняло магами жизни. В этой деревеньке окопался форпост ордена, и я теперь не знала, что делать дальше — всех послушников мы с Яном перебили, как и их пособников из селян. А остальные здешние только обрадовались этому, им самим не очень нравилось, что возле их ущелья пропадают одинокие путники.
Все сложно… и просто. Просто хорошо лежать и гладить Яна по волосам. И намазывать его губы заживляющей мазью. И ругаться на него за то, что рисковал собой. Я его учитель! Я бы справилась.
Этот чокнутый мальчишка, как только оклемался, первым делом полез в кусты и притащил мне охапку репейника. Чтобы с невинными глазами заявить:
— Ну как же, джэ! Я всегда выполняю свои обещания. Обещал ложе из цветов? Вот. Я не виноват, что тут только такие выросли!
И с хохотом принялся удирать от заслуженной кары. На четвереньках — потому что встать у него сил не хватило.
А я гонялась и с размаху лупила по кожаным штанам особо длинным репейником. И думала — как хорошо, что он со мной. Даже в самой заднице бытия это чучело найдет способ меня рассмешить… Рядом с Яном любые проблемы и горести отступают вдаль и кажутся преодолимыми».
Воспоминание, плывущее сквозь меня легким приятным сном, вдруг прервалось громким криком.
— Нин! Очнись! Ну же, Нин-джэ!
Я его услышала, но сил открыть глаза уже не было.
А он продолжал — уже тише, без надрыва, просто потому, что все уже давно было порвано. Стылым голосом человека, оставшегося с одним только пеплом на руках.
Уши закладывало, слова разбирались с трудом, но, кажется, он молился. Умолял силы, в которые никогда не верил, о милосердии, которого никогда не просил.
О чуде, которое никогда с ним не случалось.
— Ну же, забирайте что осталось, ничего больше нет. — Мольба, смешанная с бредом или заклинанием, задушенный стон души. Души, которой по всем законам у него и быть-то не могло. — Все берите, пусть ничего не останется. Только она пусть будет. Не со мной, не у меня будет. Просто будет. Пусть только живет.
Волны невесомой пустоты мерно покачивали меня, то утаскивая в глубокое ничто, то на миг вновь приподнимая к грани реальности.
Боли не было, страха тоже. Но все остатки сознания затапливала тоска из-за невозможности отозваться в тот первый и, возможно, последний раз, когда этот эгоистичный мальчишка признался, что желает чего-то не для себя.
Глава 57
Риду Рой, князь Ла Риду
Стоило признать, иногда злонравие Юндина приходилось кстати.