– Хорошо-то как, монсеньор, – сказал ставший кем-то вроде старейшины трактирщик Боннэ. – С принцем нас примут.
Робер кивнул, он тоже так думал, хотя ответа от Валмона раньше, чем на десятый день, ждать не приходилось. И то если у Кольца знают, где сейчас Проэмперадор Юга, и если того не занесло куда-нибудь в Приморскую Эпинэ.
Встреча продолжалась. Октавия в сопровождении дворцовых гвардейцев, которым для такого случая церковники уступили приличных лошадей, доставили на деревенскую площадь, куда высыпали местные, тут же перемешавшиеся с беженцами. Праздничный колокольный звон и яркое солнце довершили дело – лица расцветали улыбками, от которых Эпинэ почти отвык.
– Монсеньор, – рыженькая женщина, тоже знакомая, протиснулась к ним и теперь старательно задирала подбородок, – монсеньор…
– Да, милая? – А ведь она похожа на Мэллит! Пусть не столь красивая, но хрупкая, трогательная и… смелая. Гоганни ушла от Альдо, талигойка от этого, покойного усача…
– Монсеньор, вы не могли бы… Офицер, который был с вами у Старого парка, он обещал… хотел меня найти…
– Жильбер Сэц-Ариж погиб на пожаре, – хрипло сказал Эпинэ. Рыженькая вздрогнула и даже не отошла – исчезла в веселой толпе, как в омуте.
– Кто это? – подал голос Рокслей.
– Не знаю. Прибилась к нам у Старого парка. Какой-то урод ее не пускал, Жильбер его прикончил. Я и не знал, что они хотели встретиться.
– Нет!
– Нет? – не понял Робер. – Но ты же ее впервые видишь!
– Создателя нет, – уныло объяснил Дэвид. – Если случается такое, то мы одни…
– Лэйе Астрапэ, мы всяко одни! Создатель ушел, старые боги ушли, Алву куда-то унесло… Но Блор отбивался до последнего, а ты его выручил и спас Октавия. Ты для них, – Робер ткнул рукой в пеструю солнечную площадь, – сейчас поважней небожителя. Мы еще не на Кольце, а Карваль еще не вернулся, так что страдать некогда.
– Я не страдаю, – огрызнулся Рокслей, – просто ну не может же быть, что Он согласен на… такое. Или Леворукий сильнее?
– Я тебе что, кардинал? И вообще, – мелькнула престранная мысль, и Робер чудом ухватил ее под уздцы, – из Олларии разбежались не только крысы, но и кошки, так что Леворукий ни при чем. Значит, ты взял не только регалии, но и гарнизонное жалованье?
– Все, что было в мешках. – Теперь Дэвид напоминал просыпающегося. – Я подумал, что нам понадобятся лошади.
– Прежде всего нам требуется провиант и фураж. – Вспоминать мельника, задравшего цену раз в двадцать против обычной, не хотелось. Повесили и повесили. С благословения Левия. – Я еще не сказал тебе спасибо.
– Было бы за что, – отмахнулся последний из Рокслеев. – Каковы будут мои обязанности?
– А ты сам куда хочешь?
– Куда скажешь! Только чтоб дети под ухом не плакали.
– Значит, – сделал вывод Эпинэ, – в арьергард к Блору. Если что не так, сам виноват – спас у Перекатного, теперь терпи.
Шутка вышла глупой, ничего удивительного, что Дэвид не улыбнулся. Отдал честь, будто чужому, и пропал в толпе, как и узнавшая о смерти Жильбера рыжая. Иноходец поправил плохо державшуюся на слишком коротких волосах шляпу, немного постоял, слушая почти праздничный гул, и отправился к обозникам – задерживаться в трех переходах от свихнувшейся столицы было опрометчиво, а праздник… праздник они еще устроят. Когда все закончится и Проэмперадор Олларии отдаст поводья Проэмперадору Юга, а повезет, так и регенту. Не Ноймаринену – Алве.
4
Савиньяк придержал Грато у моста через веселую белогривую речку, так и норовящую умыть прибрежные кусты. Листья маршал узнал – такую веточку, едва распустившуюся, он весной сорвал в Гаунау и назвал калиной. Лето подтвердило догадку зелено-оранжевыми ягодными гроздьями, лето подтвердило слишком многое… Догадливость льстила самолюбию, но лучше бы ошибался Проэмперадор, а не регент! Ли поправил шейный платок и послал Грато на мост. На той стороне было такое же лето и такая же калина. Шестнадцать дней Торку изменили мало, она все так же радовалась теплу, не забывая, что впереди холода.
Чуть ли не из-под копыт выскочила полосатая торская белка, она тащила гриб. Звери мудры, они готовятся к зиме; это людям лето, мир и молодость кажутся вечными. Счастливым людям… Граф Савиньяк знал цену лета – цену передышки, но сегодня можно было не торопиться – Хайнрих обещал быть на перевале лишь через два дня.
Липпе был от границы дальше, чем Агмштадт; правда, гаунасский медведь мог менять лошадей и не тащил с собой дам. Мысль о спутницах оказалась пророческой – госпожа Арамона не замедлила напомнить о себе. Наездницей белокурая дама была средненькой, но от возка отказалась. Очень похоже – ради беседы с глазу на глаз.
– Сударыня? – Ли галантно приподнял шляпу. Еще одна полосатка распласталась на дереве вниз головой, таращась на всадников. Бергеры редко бьют белок – не та добыча…
– Я рискну заговорить с вами о моей дочери, – четко произнесла супруга выходца. – О моей живой дочери Селине. Прошу простить мою наглость, я – мать, как бы напыщенно это ни звучало.
– Я слушаю вас.