Серебряное блюдо

Если время летучее вдруг     Нам не скажет: «пора в усыпалку!» —Мы еще прогуляемся, друг,     В «Ган-Меир»[52], опираясь на палку,Вкруг деревьев там будут парить     Все болтливые ласточки города.Ох, и «все наши кости начнут говорить» —     А им в такт закачаются бороды.Кости будут кряхтеть — ну, и пусть!     Пусть вздыхают, что старость — не радость;Но, по правде, хоть есть в ней и грусть,     Есть зато и немалая сладость.Шум деревьев услышим вокруг.     Ты их помнишь, конечно? Еще бы!Мы их знали малышками, друг,     А теперь они все — «небоскребы».

Нет, мы знали их раньше еще:     Как проект, как параграф бюджета;Препирались о нем горячо     Главари городского совета.А теперь… Но ведь фокус-то прост!     Все, мой друг, объясняется временем;Те же годы, что дали им рост, —     Нас с тобою согнули под бременем.Мы присядем, коллега старик,     На скамье — она наша ровесница,А у ног наших птичка прыг-прыг —     Городская весенняя вестница.И она ведь часть плана была —     А теперь уже скачет живая…Этот пункт целиком привела     В исполнение власть городская.

А плакатик: «не рвать», «не топтать»     Нам внезапно напомнит: мы былиВечно заняты, друг — и сорвать     Для себя по цветочку забыли.Многих дев, что в свою череду     Здесь гуляли с юнцами под-ручки,Вновь увидим в тот вечер в саду:     За вязаньем чулочка для внучки.Новый девичий выпуск займет     Место бабушек в пляске весенней…Здесь с саду, что растет и растет,     Можно видеть и рост поколений.А кругом разрастется, как сад,     Этот город, немалый и ныне:И тогда обратится он в град,     Где Яркон будет течь посредине.

И, читая всю быль наизусть,     Улыбнемся, припомнивши младость,Но, хоть будет в улыбке той грусть,     Будет, друг, и немалая сладость.Прикорнем мы на пару минут,     Головою склонившись к колену…И детишки с улыбкой шепнут:     «Ишь, как спят себе, старые хрены»!

Песни казней египетских[53]

Пер. И. Орен

I. По дороге Но-Амон

1

Но-Амон[54], с лязгом петель железныхСорвались ворота твои прочь.И египетских казней безднаРазверзлась карать тебя в ночь.

Но Амон, до звездного сводаВзвился первый крик беглеца;И живой, не дойдя до входа,Превратился вдруг в мертвеца.Возопил царский град от боли,Дрогнул город со всех сторон —От дворцов до крупицы соли,От лохмотьев и до корон.Средь поверий, легенд, преданийБлещет сказ твой тьмой огоньков.Как пожар недоступно дальний,Ты горишь сквозь туман веков.И как память грехов и карыВ одеянии кровавом, как рок, —Ты стоишь, никогда не состарясь,На распутье людских дорог.

2