Серебряные крылья

Ильва стояла за громоздким старинным кассовым аппаратом, который явно красовался там исключительно для антуража — небольшая табличка извещала, что кафе не принимает наличные. Волосы у нее были схвачены в простой хвостик, черная облегающая футболка обтягивала грудь. Перед Фэй стояли два человека; Ильва обслужила их быстро и четко. Наконец настал черед Фэй. Увидев ее, Ильва охнула.

— Пожалуйста, кофе и бутерброд с сыром и ветчиной.

Ильва кивнула и сделала то, что заказала Фэй.

— Это будет… — Она кашлянула. — Восемьдесят восемь крон.

Фэй приложила к считывателю свою карту «Центурион»[16].

— Я знала, что рано или поздно ты появишься.

— У нас с тобой есть общая проблема, — ответила Фэй.

Ильва кивнула, но тут же перевела взгляд на посетителей, стоявших позади Фэй.

— Я должна принять заказы. Присядь, я подойду, когда образуется окно.

Фэй кивнула в ответ, взяла свой кофе с бутербродом и села за столик у окна. Достала телефон. Сообщение от Давида. Каждый раз, когда она видела его имя на дисплее, сердце подпрыгивало в груди.

С улыбкой на губах она открыла сообщение и прочла:

Не смог удержаться, когда увидел это. Настолько в твоем духе… Понадеялся, что тебе понравится.

Фэй открыла приложенный снимок и охнула. Давид купил ей художественную фотографию, которую она обожала больше всего на свете: портрет Фэй Данауэй[17] у бассейна в отеле «Беверли Хиллз», снятый Терри О’Нилом на следующее утро после того, как она получила своего «Оскара». Как он догадался? Откуда так хорошо ее знает, хотя они так недавно знакомы? Фэй невольно широко улыбнулась.

Отложив телефон, она взяла салфетку и начала писать на ней чернильной ручкой. Затем достала из сумки ноутбук, положила поверх салфетки и залезла в почту. А затем, не поднимая головы, читала письма, пока на стул напротив нее не присела Ильва. Та стряхнула с футболки крошки, расправила ее, избегая смотреть в глаза собеседнице.

— Як связывался с тобой? — спросила Фэй.

Ильва замотала головой.

— Нет. И вряд ли станет связываться. Да и зачем ему это? Я никогда ничего для него не значила.

Она произнесла это так просто, словно это само собой разумелось: Як никогда ее не любил. Фэй не хотелось даже думать о том, каково Ильве было жить с ним.

— И из тюрьмы он тебе не писал?

— Нет. Мне кажется, ему это неинтересно — ни я, ни Нора.

Фэй задумчиво посмотрела в окно. Нечасто она задумывалась над тем, что у Жюльенны есть младшая сестра, которой скоро два года…

— Как вы живете?

— Разве не видишь? — ответила Ильва и развела руками. — После Яка я потеряла все. Меня нигде не берут, да и как бы я могла работать на прежней работе, одна с маленьким ребенком? Но я справляюсь. Как-нибудь выкарабкаемся.

Фэй отпила глоток кофе. Она не сомневалась, что Ильва права. Она выкарабкается. Она из тех, кто выживает.

— Ты боишься? — спросила Ильва.

Фэй медленно кивнула.

— Да, боюсь. Як убил нашу дочь. И он ненавидит меня. За то, что я выступала в суде против него, и потому, что я решила жить дальше. Добилась успеха. За то, что у меня теперь есть то, что было у него.

Ильва посмотрела в сторону кассы, но посетителей у прилавка не было.

— Я очень сожалею, — проговорила она. — Обо всем. О том, что мы сделали тебе. О том, что я была такая глупая и наивная и верила всему, что он говорил. И еще мне ужасно жаль, что такое случилось с Жюльенной. Сейчас, когда у меня есть Нора, я даже не могу себе представить…

Голос ее прервался, и Фэй почувствовала, что симпатизирует женщине, сидящей перед ней. Их обеих обманул Як. Им обеим пришлось дорого заплатить. Старое забыто.

— Тебе нравится подавать кофе? — спросила Фэй.

Ильва заерзала на стуле.

— Это моя работа. Она не хуже и не лучше любой другой.

— В тебе есть чувство долга и трудовая мораль, — сказала Фэй. — Я почти уверена, что у твоего начальства в жизни не было лучшего работника. Ты — перфекционистка; знай, что я очень уважаю тебя.

Она приподняла компьютер, достала исписанную салфетку и придвинула собеседнице. Наклонившись, Ильва с подозрением разглядывала строки на салфетке.

— Что это? — коротко спросила она.

— Договор о приеме на работу.

— Брось, — сказала Ильва, покраснев. — Ты победила, Фэй, и незачем приходить сюда, чтобы унизить меня. Я сделала выводы. Я проиграла; мне не следовало поступать так, как я поступила.

Фэй положила руку на ноутбук и медленно закрыла его.

— В моей почте сто пятьдесят писем от разных людей, мечтающих инвестировать в «Ревендж» перед выходом компании на американский рынок. В основном это мужчины. Мне нужен человек, по-настоящему разбирающийся в экономике, который рассмотрел бы все эти предложения и проверил потенциальных инвесторов. Я хочу знать, с кем из них можно иметь дело.

— Почему именно я?

— Потому что ты справишься лучше всех. И еще я думаю, что смогу дать тебе зарплату вдвое больше, чем платят в этой забегаловке, и тем самым за гроши заполучить себе одного из лучших экономистов Швеции.

Ильва смотрела на нее с недоумением.

— Но… но ведь я же увела у тебя мужа.