- И это тебя шокирует? Я -
Он поджигает траву спичкой, отчего на его покрытом оспинами лице появляются тени от дыма.
Не знаю, имеет ли Фольк в виду то, что это было опасно с точки зрения физического преодоления вертикальной стены или то, что я забрался в спальню невесты моего хозяина. Это неважно. В любом случае он прав.
Закашлявшись от дыма, я бормочу:
- Впредь не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются.
Он хихикает.
- Это все, что ты можешь сказать?
Я молчу.
Теперь, когда я возвращаю свое внимание к пленнику, подвешенному за связанные запястья, меня накрывает с новой силой. Раздражение наполняет вены и покалывает в мышцах.
Она - единственное светлое пятно, которое было у меня за годы тьмы, и чем дальше она ускользает, тем сильнее я хочу ухватиться за этот свет. Он нужен мне - она нужна мне - как воздух.
Я так стараюсь укрыть ее от грозовых туч, показавшихся на горизонте, но на самом деле я отрезаю себя и от солнца.
Мой левый кулак наносит прямой удар в солнечное сплетение Макса. Болезненный удар по его ушибленным ребрам. Я слышу, как ломается кость под слоями кожи и мышц, чувствую вибрацию его хриплого дыхания. Стон вырывается между зубами, а его голова падает вперед.
Я встряхиваю рукой, довольный как ребенок.
Это хреново, но я всегда испытывал болезненное возбуждение, когда ломал чью-то кость. Это почти так же приятно, как секс, например, когда Сабина произносит мое имя своим сексуальным голосом, когда кончает…
Я наношу апперкот в челюсть Макса, вбивая его голову в прутья решетки. С его губ срывается вопль. Я не спеша беру его голову обеими руками, чтобы установить ее как мишень, с издевательской нежностью поглаживаю его по щеке, а затем отвожу кулак назад для хука в висок.
Его голова отлетает в сторону, а из губ хлещет кровь. Он стонет, прерывисто дыша:
- Больше не надо…
- О, мы только начинаем.
И я набрасываюсь на него со всей силой. Наношу удары всеми частями тела, которые достаточно тверды, чтобы оставить синяки: локтями, коленями, костяшками пальцев, лбом. Мои зубы сводит от необходимости отвлечься и направить свою неудовлетворенную потребность в это избиение, вместо того чтобы жаждать Сабину. Я всегда считал, что драка и трах - не такие уж разные вещи. Сплетение голых конечностей. Движение вперед-назад. Смешение удовольствия и боли.
Я делаю небольшую передышку и несколько раз встряхиваю левой рукой, готовясь обрушить свой кулак на его ключицу, но как только мой локоть взлетает вверх, Макс пронзительно кричит:
-
Он уже не в первый раз умоляет меня остановиться, но сейчас в его тоне прорезается что-то настоящее.
Я замираю и облизываю губы, борясь с желанием сорваться.
Я сжимаю в кулак его грязные волосы и рывком поднимаю его лицо, а затем приближаюсь к нему.
- Достаточно? Достаточно для того, чтобы ты наконец рассказал нам гребаную правду?
- Да. - Он открыто рыдает, совершенно сломленный человек.
Я отпускаю его и отступаю на шаг, чтобы окинуть оценивающим взглядом его кровоточащее, переломанное тело. Этот ублюдок похитил Сабину. Он пытался убить меня топором. У меня нет к нему ни грамма жалости.
Я смахиваю ладонью пот, стекающий по лицу, и говорю:
- Начни с того, почему король Рашийон объявил награду за поцелованных богом людей из Астаньона.
Максу удается вымолвить:
- Рашийон… сам благословлен. Он наделен даром будить богов.
Я бросаю взгляд на Фолька, который медленно вынимает трубку изо рта и качает головой туда-сюда, как бы говоря, что это ложь. Проблема в том, что я уже не в первый раз слышу это утверждение. Сам Райан рассказывал мне похожие слухи о том, что король Рашийон приказал похитить поцелованных богами людей, обладающих способностями к поискам. Ему нужно, чтобы они нашли места упокоения десяти богов, и тогда он сможет их разбудить.
Но эту правду знает лишь горстка людей. Фольк не посвящен в эту тайну, и так должно оставаться, если он не хочет, чтобы на его спине появилась мишень.
Я снова поворачиваюсь к Максу.
- Это гребаное дерьмо.
- А вот и нет.
Я насмешливо фыркаю.
- Неудивительно, что ваш народ позволил мошеннику занять трон, если вы все так чертовски доверчивы.
- Это п-правда. - Кровь выступает на губах Макса. - Рашийон доказал это. Он пробудил грифонов…
При упоминании о мифических птицах, с крыльев которых сыплется мор, я чувствую, как глаза Фолька, словно два раскаленных кинжала, упираются мне в затылок.