Серебряный филин

— У нас здесь нет пианино, вы находитесь в психиатрической больнице, и я ваш лечащий врач, — положил ногу на ногу он.

— Как я сюда попала? Я не хочу здесь находиться, я хочу домой.

— Дело в том, что у вас расстройство личности, и я тот, кто поможет вам.

— У меня нет никакой болезни, вы насильно меня держите здесь. Или отпускайте меня домой, или я позвоню в полицию, — повысила она голос из альта до сопрано.

— Я хочу помочь вам и провести медицинский гипноз.

В этот момент она откинула голову назад, руки затряслись, её ноги начали выбивать на полу непонятный барабанный ритм, точно у неё начался эпилептический припадок. Она недолго билась в лихорадке и вдруг очнулась, посмотрела с ненавистью на доктора.

— Итак, с кем я сейчас говорю? — поинтересовался он.

— У вас беда с памятью, доктор, я Надежда Шкляева, писательница, — язвительно напомнила девушка.

— Рад вас приветствовать у себя в кабинете, — нейтрально ответил он.

— Вы прочли мой роман, который я написала? — всё в той же манере, нервно шевеля губами, спросила она.

— Вы знаете, к сожалению, был занят, и нет, не прочитал.

— Очень жаль, потому что я сейчас пишу новый юридический триллер.

— И как успехи? Сколько глав написали?

— Да пока только три главы, — мягким голосом произнесла она. — Но, изучая юриспруденцию, уголовное право, я, конечно, коснулась лишь нескольких аспектов и могу сказать следующее: наше уголовное право — это абсурд или даже, я бы сказала, бред сивой кобылы.

— Почему вы так решили? — удивился он.

— Ну вот, к примеру, убийство при самообороне карается законом, и человеку дают срок — исправительную колонию до четырёх лет, и если маньяк-педофил изнасиловал малолетнюю девочку, то ему также дают от четырёх. Думают, что они за четыре года в тюрьме исправятся.

— А что вы думаете по этому поводу? — осведомился он.

— Я считаю, что для маньяков, педофилов, которые насилуют, издеваются над детьми и убивают их, нужно в России ввести смертную казнь.

— То есть вы считаете, что если ему дали четыре или, скажем, десять лет, то он не исправится?

— Да хоть двадцать лет ему дадут, он выйдет и будет дальше заниматься этой дрянью. И если даже его кастрировать, то гнев внутри него закипит, и он будет ещё жёстче издеваться, избивать и убивать своих жертв.

— Ну, к сожалению, мы не можем повлиять на закон. Он написан до нас, и его пишет и устанавливает другой круг людей. Я думаю, там люди с учёными степенями, доценты, профессора.

— А я думаю, что его устанавливают в Государственной думе, и нужно восемьдесят процентов этих людей принудительно в психиатрическую клинику. Чтобы им кололи сильнодействующие транквилизаторы и они принимали таблетки, а не законы, — нервно отчеканила она.

— Я психиатр и хотел бы поговорить с вами на другую тему. Хотел вам предложить лечебный гипноз.

— Вы знаете, я чувствую себя лабораторной крысой. Вы, психиатры, будто накачиваете пациентов антидепрессантами и сажаете в клетку, чтобы после наблюдать, как себя поведёт пациент. А подопытный точно находится в клетке и бежит по огромному лабиринту, — она вздохнула и продолжила: — И какую дорогу в лабиринте он ни выберет, она приведёт его к могильной плите, вы точно бросаете меня в пасть к волкам.

Он кинул на неё печальный взгляд, который свидетельствовал о том, что в её мыслях, которые она высказала, нет ни грамма здравого смысла.

— Я врач и понимаю вас лучше, чем вы себе представляете. Не держите всё в себе, иногда просьба о помощи — это всё, что вам нужно, я искренне хочу, чтобы у вас всё было хорошо, поэтому не питайте себя ложными иллюзиями, а раскройте мне, что у вас внутри? Что вас тревожит? Потому что психиатр — это врач, который лечит человеческий разум.

Она обнажила ряд белоснежных зубов и засмеялась во весь голос.

— Лечит человеческий разум, — произнесла она с издёвкой. — Не знаю, что вы курите, но из вас психиатр, как из меня кандидат на получение Нобелевской премии.

— Я хочу, чтобы вы успокоились. Прошли и прилегли на кушетку, — предложил он.

После он указал правой рукой на кушетку, на которой сверху была расстелена белая простынь. Имелась и подушка в цвета морской волны наволочке. Она посмотрела на кушетку и перехватила взгляд врача.

— Ну если вам это поможет, я могу прилечь, — согласилась она. Встала и прошла к кушетке, легла на спину.

— А теперь закройте глаза и расслабьтесь. Я включу метроном, а вы слушайте только мой голос.

Она закрыла глаза, он достал из средней ячейки письменного стола метроном и отдёрнул стрелку. «Так-так», — метроном начал отсчёт, как секундная стрелка часов.

— Мне нужно, чтобы ты полностью расслабилась. Чтобы все мысли покинули твою голову. Представь, что ты плывёшь и волна океана подхватила твоё тело, — говорил он спокойным голосом. — Все наши эмоции как прошлые воспоминания. Каждая эмоция как натянутая леска, на которую нанизаны бусы из народных воспоминаний.

— Я точно погрузилась в цвета молока облако, высоко, в ярко-голубом небе, — сказала она.