- Да какой тут секрет, - отмахнулся поручик. - Когда второй десяток лет в походах да битвах, где ж тут уберечься. Вот это, - провел он рукой по боку, - от багинета шведского, еще под Нарвой, а вот это, - показал он на грудь, - это недавно, при Калише, картечью зацепило.
- А с лицом, с лицом у вас что? - тихо спросила Селена, глядя на Лужина жалостливыми бабьими глазищами.
- Ах, это!.. - поручик скосил глаз в сторону, словно пытаясь разглядеть багровый рубец во всю щеку. - Молод был, неопытен... При Азове конфузия сия вышла, дюжину годков назад. Пошли душегубы-янычары султанские на вылазку супротив нашего редута, ну и пришлось отбиваться, покуда подмога не пришла. Вот один из этих собак мне метину своим ятаганом на всю жизнь и оставил.
- А вы?
- А что я... - усмехнулся поручик. - Я ему - басурману полбашки бердышом снес, мозги наружу. - Он посмотрел на испуганное личико собеседницы, неожиданно засмущался и добавил, натягивая на свои широкие плечи нижнюю рубаху: - Простите, сударыня, за язык мой солдатский. Негоже, конечно, молодой девице про смертоубийства такие говорить. И ты, сударь, прости, коли что не так...
- Да ладно, - отмахнулся Полозов, - мы тоже люди служивые, и не такое слышали, а дама наша историей увлекается, так что ей рассказы твои, я думаю, крайне интересно послушать. И вот еще что... что ты зарядил - "сударь", да "сударь"... Я, конечно, понимаю, по этикету положено, или как, но мы люди не гордые, да и не время, я полагаю, для обхождения. Может, будем, если не возражаешь, конечно, друг к другу попроще обращаться? Меня Виктором Ивановичем зовут, - Виктором, стало быть, а красавицу нашу - Селеной. Она, я думаю, возражать тоже не будет. Не будешь, солнышко? - повернулся он к девушке. Та прыснула в ладошку и быстро-быстро закивала головой, сдерживая смех. - Не будет. Тебя, вроде ты говорил, Егором кличут, а по батюшке как?
- Кузьмой батюшку звали... А супротив того, что ты сказал, я не возражаю. Человек я простой, без всяких там "фу-ты, нуты", а посему так и порешим...
Пришел хозяин, низко поклонился гостям и пригласил отужинать, чем Бог послал.
- Слушай, Егор Кузьмич, - шепнул на ухо Лужину Виктор, когда они подходили к лачуге смолокуров. - А что, хозяйки нет у них?
- Прибрал Господь хозяйку, Иваныч, - так же тихо молвил поручик и перекрестился. - Горячка с ней приключилась пару лет тому по зиме, да и померла в одночасье бедняжка. Хорошо хоть детей на ноги поставить успели. Дочку замуж выдали, на хуторе она жительствует, верстах в тридцати отсель, ну а сын младший Митьша - батяне помогает. Огонь парень, все на войну рвется, да отец не пускает. Вдвоем вот и обитают тут, в лесной глуши. Воевода смоленский у них смолу покупает, для нужд молодого флота российского.
- А что ж они сегодня не работают, праздник какой или выходной?
- Да какой праздник? - отмахнулся поручик. - Шведа окаянного привлечь боятся, вот и весь ответ... Ты заходи, заходи в дом то...
На ужин подали простоквашу и гречневые блины с медом. Блины были изумительны, мед вообще великолепен. Во фляге поручика осталось еще и по чарке для согрева. Селена не удержалась и поинтересовалась - кто занимался стряпней, на что хозяйский сын, потупив глаза, стыдливо ответил, что это его рук дело и научился он этому от покойной матушки. "Ну и хорошее дело, - рассудительно заметил на это Лужин, - и мужику сие дело не помеха. В Европах вот, первые повара не бабы, а мужики. Вот взять, к примеру, Фельтона, - государева повара. Так государь на него чуть ли не Богу молится, ни на шаг от себя не отпускает, а ведь Петр Алексеич толк в хорошей кухне знает, хотя и солдатской трапезой не брезгует, да..."
После еды немногословные хозяева принялись убирать со стола, а Лужин, Полозов и Селена вышли подышать свежим воздухом.
- Славно, однако, - крякнул Виктор, усаживаясь на обрубок бревна и по привычке сунув руку в карман за сигаретами и не обнаруживая ничего, кроме старых табачных крошек. - Вот, зараза! А я, братцы, остался без курева! Что б этих шведских драгун черти взяли, курить охота, спасу нет...
- Так в чем же дело? - изумился поручик. - И табачок найдется, и лишняя трубка, коли не побрезгуешь.
Он не на долго отлучился, принес две глиняные трубки, огниво и кожаный кисет, затем набил трубки табаком и протянул одну из них Полозову.
Виктор, сроду не куривший трубки, осторожно сделал первую затяжку. Прикрыл глаза и выпустил вверх густой клуб дыма. Ничего, терпимо! Табак был крепок, но непривычно ароматен и не напоминал ни одну из знакомых марок сигарет.
- Ну что, хорош табачок? - улыбаясь, поинтересовался дымивший, словно паровоз Лужин.
- Хорош, хорош...
- Настоящий, турецкий... Достал вот, по случаю. Жаль только - кончается мой запас. Придется на голландский переходить, да что поделаешь...
- А вы давно царю Петру служите? - неожиданно задала вопрос Селена.
"Ишь, шустрая! - подумал про себя Полозов. - Времени зря не теряет. Оно верно, материал-то какой интересный для девчонки-историка. Это тебе на "Битлы", дорогуша, и не поп-музыка, это - Большая История..."