Серебряный лебедь

Несмотря на горячее желание Джона восстановить галерею, она все еще была разрушена и находилась почти в таком же состоянии, как сразу же после пожара, частично истребившего ее во времена правления королевы Елизаветы. Иногда галерея как-то странно светилась, и слуги утверждали, что там оживает жестокое пламя, хотя сейчас это были просто первые лучи рассвета. Необычайное ощущение усиливалось тем, что из-за загородки, закрывающей наиболее разрушенный участок, доносились странные звуки — какое-то постукивание, словно ребенок ударяет палкой по стене, и одновременно слышалось, будто человек мурлычет какую-то мелодию. А затем звук прошел через перегородку, и, хотя ничего не было видно, палка прогрохотала вдоль стены прямо перед ними. Елизавета побледнела и прижалась к Джону.

— Это шут? — прошептала она, потому что все хорошо знали историю о шуте, чьим единственным предназначением было преследовать их семью.

— Думаю, да. Но я никогда не слышал о нем ничего подобного.

Странный, какой-то мертвый голос, напоминающий шуршание сухих листьев, проследовал от них в ту часть галереи, где обычно располагались музыканты. И Елизавета увидела его — всего на мгновение, — но даже тогда она не была вполне уверена, что это не игра воображения. Он проворно скакал по кругу, повернувшись к ним спиной, и то и дело склонял голову то вправо, то влево, постукивая своей шутовской палочкой со смешным наконечником в виде колокольчика так весело, как будто был маленьким мальчиком, у которого отменили уроки.

— Джон, посмотрите!

Но шут уже исчез, и стук внезапно затих.

— Вы что-нибудь видели?

— Он был счастлив, Джон! Он был счастлив! Должно произойти что-то очень важное.

И Джон, знавший наверняка, что его дочь убежала с Мэтью Бенистером, чтобы освободить невесту короля Джеймса, тряхнул головой и громко расхохотался.

— Но вы же еще совсем девочка! — воскликнула Мелиор Мэри.

Она вовсе не хотела быть бестактной с принцессой крови, но, войдя в жалкую келью, увидела необыкновенно энергичное и подвижное существо, так не соответствующее ее понятиям о королевской особе, что сдержаться было просто невозможно.

Клементина весело рассмеялась. Принцесса была удивительно хороша — каштановые кудри обрамляли нежное личико, на котором светились огромные глаза, похожие на два темных солнца. Ей было не больше семнадцати, но из-за миниатюрной фигуры и довольно мелких черт лица она выглядела гораздо моложе.

— Я так счастлива вас видеть! — прошептала Клементина. — Мы с вами поменяемся одеждой. Разве не так? А мама нам поможет.

Если бы обеих принцесс заключили в тюрьму, то ни малейшей надежды вызволить их оттуда не было бы, но австрийское правительство не могло позволить себе такую неучтивость, и женщин поместили в неудобные, но сообщающиеся комнаты в уединенном монастыре на окраине Инсбрука. Джозеф прошипел из коридора:

— Тише, умоляю всех троих! Если кто-то случайно пройдет здесь — мы пропали.

Собиески-старшая кивнула. Она была очень серьезной женщиной и не обладала жизненной энергией дочери, хотя в их внешности было много общего, например сверкающие глаза. Она остановила взгляд на Мелиор Мэри и сделала ей знак раздеться, но, когда девушка откинула меховой капюшон, глаза принцессы неодобрительно расширились. Серебристые волосы Мелиор Мэри были так не похожи на волосы дочери, что затея с переодеванием показалась ей совершенно невозможной.

— Мистер Гейдж, — тихо произнесла она.

Джозеф заглянул в комнату и, увидев изменившееся лицо матери принцессы, немедленно вошел.

— Да, ваше высочество?

— Эта девушка не подходит. Посмотрите на ее волосы! У них совсем не тот цвет.

Помрачнев, Джозеф, сказал:

— Ваше высочество, она единственная, кто нашел в себе смелость выполнить это задание. Другая отказалась из-за страха за последствия. Моя племянница наденет парик, и подмена, с Божьей помощью, останется незамеченной, пока принцесса не покинет австрийскую землю.

— Против нас будут предприняты какие-нибудь репрессии? Я не малодушна, сэр, но хотелось бы знать, что станет с теми, кто останется здесь.

— Вас сразу же отпустят, мадам. Они не имеют права держать вас взаперти, раз уж ваша дочь на свободе. А нам с Мелиор Мэри предстоит хлебнуть тюремной жизни.

— О, все это так ужасно, — вздохнула старшая принцесса и всплеснула руками. Она была очень беспокойна по натуре — менее подходящего человека, с которым, возможно, придется делить тяготы тюремного заключения, найти было трудно.

— Я построю церковь, нет, собор, если мы выйдем из этой истории живыми и невредимыми.

Но в тот момент на нее уже никто не смотрел, потому что Джозеф вдруг бесшумно подбежал к двери. Все повернулись в его сторону, и секундой позже он уже втаскивал в комнату похожую на маленькую мышку монахиню, которая беспомощно барахталась в его руках, в то время как он зажимал ей рот.

— О Боже, — воскликнула принцесса Собиески, — мы погибли, мы погибли!

И она тяжело села на кровать дочери.

— Чепуха, — возразил Джозеф. — Переоденьте свою дочь, ваше высочество. И, пожалуйста, тише.