Серебряный век. Лирика

Влюбится чиновник, изгрызанный молью входящих и старый,В какую-нибудь молоденькую худощавую дряньИ натвердит ей, бренча гитарой,Слова простые и запыленные, как герань.Влюбится профессор, в очках, плешеватый,Отвыкший от жизни, от сердец, от стихов,И любовь в старинном переплете цитатыПоднесет растерявшейся с букетом цветов.Влюбится поэт и хвастает: «ВыгранюВаше имя солнцами по лазури я!»Ну, а если все слова любви заиграныБудто вальс «На сопках Манчжурии»?!Хочется придумать для любви не слова, а вздох малый,Нежный, как пушок у лебедя под крылом,

А дураки назовут декадентом, пожалуй,И футуристом – написавший критический том!Им ли поверить, что в синий,Синий,Дымный день у озера, роняя перья, как белые капли,Лебедь не по – лебяжьи твердит о любви лебедине,А на чужом языке (стрекозы или цапли).Когда в петлицу облаков вставлена луна чайная,Как расскажу словами людскимиПро твои поцелуи необычайныеИ про твое невозможное имя?!Вылупляется бабочка июня из зеленого кокона мая,Через май за полдень любовь не устанет расти,И вместо прискучившего: «Я люблю тебя, дорогая!» —Прокричу: «Пинь – пинь – ти – ти – ти!»

Это демон, крестя меня миру на муки,Человечьему сердцу дал лишь людские слова,Не поймет даже та, которой губ тяну я рукиМое простое: «Дэ – сэ – фиоррррр – эй – ва!»Осталось придумывать небывалые созвучья,Малярною кистью вычерчивать профиль тонкий лицаИ душу, хотящую крика, измучитьНевозможностью крикнуть о любви до конца!Март 1918

Принцип растекающегося звука

Тишина. И на крыше.А выше —Еще тише…Без цели…

Граммафоном оскалены окна, как пасть волчья.А внизу, проститутками короновавши панели,Гогочет, хохочет прилив человеческой сволочи.Легкий ветер сквозь ветви.Треск вереска, твой верящий голос.Через вереск неся едкий яд, чад и жуть,Июньский день ко мне дополз,Впился мне солнцем прожалить грудь.Жир солнца по крыше, как по бутербродамЖидкое, жаркое масло, тек…И Москва нам казалась плохим переводомКаких – то Божьих тревожных строк.И когда приближалась ты сквозными глазами,И город вопил, отбегая к Кремлю,И биплан твоих губ над моими губами

Очерчивал, перевернувшись, мертвую петлю, —Это медное небо было только над нами,И под ним было только наше люблю!Этим небом сдавлены, как тесным воротом,Мы молчали в удушьи,Все глуше,Слабей…Как золотые черепахи, проползли над городомПесками дня купола церквей.И когда эти улицы зноем стихалиИ умолкли уйти в тишину и грустить, —В первый раз я поклялся моими стихамиСебе за тебя отомстить.Июнь 1918

«Нет слов короче, чем в стихах…»