Пацан нетерпеливо дёрнул шеей и фыркнул, будто чистокровный фью* северных кровей, который так и рвётся сорваться с места вскачь. Того и жди, из ноздрей появится тонкая струйка дыма…
— Так при ней ножичек обнаружился драгоценный. И кошель с золотом. Бригадир думает, что соучастница… Да морги с ней, с бабой с этой, эмир Нильсай! — То ли от волнения, то ли на радостях мальчишка обратился ко мне не по чину, и я с лёгкостью пропустил этo мимо ушей. — Вы на память смотреть идёте или нет? Мастер-артефактор велел передать, что времени у нас не так уж и…
А то я сам про время не знаю!
— А горничную в какой участок, говоришь, отвели? В ваш? — перебил я, кусая от досады губы.
— К каланче. А…
— Молодая?
— Кто? Горничная? — Парень подозрительно сощурился, словно ожидал от меня какой-то каверзы. — На пару лет постарше меня будет. А вам зачем?
— Мастеру-артефактору передай, чтоб все показания старательно снял, я утром гляну.
— Передам… Α вы куда?
Парень точно решил, что я полоумный, явно не понимая, что происходит. То я всему ведомству мозг выношу из-за нового образца «стоп-вор», и это при том, что ведомство ни сном ни духом о том, кто изобретатель, то даже не хочу слушать отчёт. Хочу! Очень хочу!
…Но, к сожалению, придётся ждать другого случая.
— Если я тебе скажу, ты всё равно мне не поверишь, — отмахнулся я и едва ли не вприпрыжку помчался в квартальный под каланчой. За будущей женой, чтоб мне провалиться.
Скажи мне кто год назад… Хотя какой год? Скажи мне кто вчера вечером, что уже сегодня я буду со всех ног лететь, боясь, что невеста растворится в закате… или правильнее будет сказать, в рассвете?.. К моргам правильность! Эта невеста моя и никуда ей от меня не деться!
Дверь участка жалобно вскрикнула, когда я её толкнул, ударилась о стену и заплакала, а я воззрился на вытянувшегося в струну дежурного и несдержанно рявкнул:
— Где она?
Дежурным был старый сухорукий инвалид, которого жизнь скрутила в васков рог и припечатала сверху копытом.
— Эмир-ша-иль! — выпучил он глаза и здоровой рукой схватился за больное сердце. — Я… Я…
— Я прошу прощения, — сделав ударение на первом слове, рыкнул я. Οткашлялся. — Прощения прошу. Вы… арестованная где?
— Так нету. — И до того, как я успел испугаться:
— Она ж не арестованная пока. Эта… как её? Вот! По-до-зре-ва-е-ва-ма-я!
Я выдохнул.
— Слушай, дед, нельзя же так пугать. Я чуть плавники не склеил… Так где она? Подозреваемая эта?
— Ну, как бы… — И посмотрел мне за спину, а я сначала почувствовал, как сердце булькнуло в желудок, потом шумно вдохнул, подобрался, как перед прыжком в воду с высоты, и развернулся рывком…
Οна была молоденькая — мальчишка-посыльный явно соврал насчёт возраста — и хорошенькая-а-а… Правда, хорошенькая. Тёмная чёлка на глаза, цвета которых в полумраке было не разобрать, короткие волосы едва прикрывают уши; и эта странная для женщины стрижка неожиданно возбуждает, как и нахально вздёрнутый нос, и искусанные розовые губы, и даже три коричневые родинки на левой щеке — покойная мама, если верить деду, уверяла, что это к семейному счастью — не оставляли равнодушным. А уж нежная, трогательная шея… Реально, трoгательная, я руки за спиной сцепил, чтобы её не потрогать. И грудь. Такая грудь… Невольно облизнул губы и зажмурился на мгновение, а потом вновь распахнул глаза и торопливо осмотрел всё остальное. Стройный стан, тоненькая талия, и при таком росте ножки тоже должны быть шикарными… Хотя платье ей совсем не идёт, но мы же купим что-нибудь подходящее. Лёгкoе. С глубоким вырезом.
Я что-то перепутал, или мне всё-таки повезло?
— Выше.
— Что? — Я не сразу понял, что девушка… нет, невеста… нет, жена. Жена обращалась ко мне. Морги! Сдохнуть можно, у меня встало от слова «жена»! — Ты это мне?
— Ну. Взгляд выше, говорю. Остальная я здесь. — И синие-синие глаза в обрамлении длиннющих чёрных ресниц, стрелой насквозь. — Можно мне уже домой, или ещё где-то подписать надо?
— Подписать? Нет, подписывать пока ничего не надо. А вот обсудит кое-что…
— А можно мы завтра всё обсудим? Я так устала. Так домой хочется… — мягкой лапкой её голос коснулся моей души, и я едва не ляпңул, как последний идиот, что можно, но потом вспомнил, что без брачного браслета на запястье никакого завтра у меня уже не будет, поэтому ответил:
— Лучше сейчас. Тебя как зовут?
— А? — Она испуганно взмахнула руками, как птица крыльями, и слегка подалась вперёд. — Что ты… вы… сказал… и?
— Как тебя зовут, синеглазка?
Я давно привык к тому, что меня боятся и даже не пытаются скрыть страх. Когда видишь ужас повсюду, однажды перестаёшь его замечать, но испуг на лице девчонки и панически стиснутые кулаки неприятно резанули по сердцу.
На самом деле неприятно. Втройне неприятно, потому что я сам долго работал над созданием именного такого образа, именңо такой реакции ждал от окружающих. И вот — на тебе!
Молчит. Дышит часто, пытаясь успокоиться, хмурится. Чувствую, новобрачную не обрадует идея стать… хм… новобрачной. Н-да. Разговор будет не из лёгких, и затевать его в присутствии третьего лица — не самая лучшая идея.
— Ладно, познакомимся по дороге.