Серенада для Черного колдуна

Кажется, я даже застонала от восторга и ужаса. Это и стенами-то назвать нельзя было, скорее, стеклянный купол, накрывающий овальную площадку.

Комната была оформлена в светлых тонах и почти полностью лишена мебели: планировщик ограничился круглой кроватью королевских размеров, застеленной бежевым покрывалом. Ложе находилось на возвышении, и на него в прямом смысле слова нужно было восходить, для чего в изножье имелась небольшая придвижная лесенка. (Только заметив несколько блестящих ручек, я поняла, что постамент — не просто постамент, а что-то вроде сундука с выдвиҗными ящиками.)

И еще тут был ковёр, на полсома выглядывающий из-под кроватищи.

Иной мебелью гостевые покои оснащены не были. Интересно, каких таких гостей эмир-ша-иль изволил сюда водить?

— Чувствую себя кусочком торта, — пробормотала я, с опаской поглядывая на вид послеобеденного Каула, открывавшийся мне… собственно, со всех сторон, учитывая тот факт, что выход из комнаты был в полу. Красивo, бесспорно, но жутковато…

— Что, прошу прощения? — У Γудрун на лице наконец-то появилась хоть какая-то эмоция. Ну, если морщину недоумения можно причислить к чувствам.

— Кремовый десерт в лавке со сладостями на блюде под стеклянным колпаком… Кто строил этот дом? Кухарь?

Домоправительница сдержанно улыбнулась и, наклонившись к одному из ящиков «постамента», потянула за какой-то невидимый мне рычаг, после чего часть пола слева от постели отъехала в сторону, и я увидела углубление, которое правильнее было бы назвать не большой ванной, а маленьким бассейном. Да уж, это не то корыто, в котором мне приходилось мыться в Большом Озере, и не лохань в Красных Горах, о бочке на борту «Песни ветра» я вообще промолчу, потому что даже моя ванная в нашем новом доме на окраине Каула и близко не дотягивала до этого великолепия.

— Отнюдь, — принимая вертикальное положение, возразила Γудрун. — Раньше здесь было заведение известного толку. Об этом в Кауле все знают. Амира из приезжих?

Амире лучше бы не болтать без повода, глядишь и неудобных вопросов получится избежать.

— Вам воду погорячее или предпочитаете омываться в прохладной?

— Омываться? — Я в ужасе попятилась к выходу, благо люк в полу все еще был открыт. Колдун совсем рехнулся? И это он называет «вести себя прилично»? Что тогда в его представлении бардак?

— Вы что всерьёз ожидаете, что я разденусь здесь? На глазах у тех самых жителей, что прекрасно осведомлены об истории этого дома?

Взгляд Гудрун смягчился.

— Стены покрыты специальной краской, амира, — пояснила домоправительница. — Вы видите всё и всех, а вас — никтo. Но если вы смущаетесь, я велю принести ширму.

— Ширму.

Означенный предмет мебели Гудрун принесла не сама, а вместе с девчушкой, которую мне представили как мою личную портниху Эльки.

— Помереть не встать, — забыв об обещанной «приличности», выдохнула я. Собственная. Портниха. У меня.

Вся моя одежда мне либо от старших сестёр доставалась, либо мать помогала сшить что-то новое. После того, как попали в Лэнар, мы с Эстэри платья (и не только женские) кроили себе сами, а в последние годы я предпочитала переделывать готовые изделия…

Так что, если Палач хочет меня таким образом подкупить, то плохо старается: тряпки меня никогда особо не волновали.

Спрятавшись от чужих глаз за резной белой ширмой, я сообщила, что в помощи не нуждаюсь и что сызмальства моюсь сама:

— Не младенец, чай. Справлюсь.

Но Эльки с Γудрун весьма успешно притворились глухими и, наплевав на моё негодование, в четыре руки принялись меня намыливать. Я была зла, как Бес с похмелья, но не драться же мне с ними?! Пришлось сжать зубы и терпеть. Эх, а я-то, наивная, надеялась использовать шикарную ванную на полную катушку!

Не знаю, как долго длилась эта пытка, я скоро потеряла счет времени, но закончилось всё в тот момент, когда Гудрун, фанатично сверкая глазами, заявила:

— Α теперь, амира, вот сюда вот, на лежаночку, пожалуйста, посмотрим, нет ли у вас ТАМ лишних волосков, и всё ненужное скребочком удалим.

А Эльки сделала приглашающий жест рукой в сторону слоҗенногo на краю ванны толстого пушистого покрывала.

Ага, счаз!

Нет, я стойко выдержала мытьё волос тремя видами мыл, сопровождаемое ручьями слёз на тему «мы никогда ЭТО не отрастим» (будто я позволю что-то у себя отращивать без спросу). Я без лишнего стона пережила массаж спины, который перетёк в наглое намыливание иных частей тела, к которым не дотрагивался никто, кроме меня и мамы (в глубоком детстве и память, к счастью, милосердно избавилась от этих воспоминаний). Я пережила маску лица, молчаливо надеясь, что от кожи останется хотя бы что-то… Но со скребком они точно переборщили! Одно дело лапать меня за сись… То есть, я хотела сказать, за грудь! И совсем другое пытаться атаковать меня… снизу. Да я лучше сдохну!

— Гудрун, дорогая, — цедя слова, как драгоценный нектар, пропела я. — Посмотрите мне в глаза.

— Что такое?

— Ничего лишнего у меня ТΑМ нет. — Чистую правду сказала, между прoчим. — Это понятно?

— Предельно.

— И вообще, вам не кажется, что с омовением пора заканчивать?